Алан Фридман - Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией

Еще через несколько месяцев, на очередном саммите в начале 2009 года, объектом очередной бестактности Берлускони стала сама Бруни: на этот раз Берлускони шепнул Саркози, что это он “подарил” ему жену-итальянку. Таким образом, он шутливо намекал на то, что мадам Саркози родилась в Италии. Но его юмор опять не оценили, и на пресс-конференции Саркози сидел с кислой физиономией. Прознав о новом промахе Берлускони, французские журналисты “премировали” его “«Оскаром» за самую плоскую шутку”.

После такой предыстории уже неудивительно, что Карла Бруни демонстративно отказалась целовать Берлускони, когда тот явился в ресторан в Довиле. Первая леди Франции испытывала явную неприязнь к Сильвио Берлускони, и в ближайшее время вряд ли что-то могло заставить ее переменить свое отношение. Возможно, антипатия была взаимной.

Берлускони понимал, что это еще не все. “Саркози был крайне враждебно ко мне настроен в силу самых разных причин, – говорит он. – Одна из причин – это его зацикленность на богатстве. Он был просто помешан на этом и вечно завидовал людям с деньгами. Он завидовал мне, потому что я богат, а он – нет”.

Он вспоминает одну встречу с Саркози вскоре после его женитьбы на Бруни: “Саркози тогда заявил мне: «Ну вот, Сильвио! Теперь я тоже богач, как и ты!»”

И при этом воспоминании Берлускони разражается хохотом.

Впрочем, на довильском саммите “Большой восьмерки” Берлускони не выиграл никаких призов – ни за дипломатию, ни за элегантность и стиль. На этой встрече Берлускони показался Бараку Обаме какой-то загадкой. Президент США был явно озадачен, даже ошарашен нелепыми выходками Берлускони.

В ходе первого рабочего заседания саммита, когда все лидеры уселись за стол и приготовились взяться за дело, а фотографы и операторы уже вошли в зал, у Обамы вытянулось лицо от растерянности, когда Берлускони что-то прошептал итальянскому телеоператору, а потом приблизился к Обаме, положил руку ему на плечо и поздоровался. “Как поживаете?” – машинально отозвался вежливый Обама. “Спасибо, отлично”, – ответил Берлускони, а потом принялся пространно рассказывать сконфуженному Обаме о том, как его преследуют в Италии. Президент даже встал из-за стола, чтобы оказаться лицом к лицу с Берлускони, и к ним подвели переводчика, потому что Берлускони все говорил и говорил. В течение двух минут, пока Ангела Меркель и Саркози возмущенно сверлили его глазами, Берлускони жаловался Обаме на “диктатуру левых судей” в Италии и объяснял, почему он хочет реформировать судебную систему в своей стране. Обама все это вежливо выслушивал, но по другую сторону стола Меркель выказывала все большее нетерпение и раздражение, а Саркози строил недовольные гримасы. Неужели все это настолько важно, что Берлускони понадобилось нарушать протокол и устраивать у всех на глазах этот личный “междусобойчик” с американским президентом? Наконец, Саркози не выдержал и призвал участников саммита к порядку. Берлускони пришлось завершить свою маленькую обличительную речь.

Рядом с Саркози оставалась его верная соратница Кристин Лагард. Она все еще занимала пост министра финансов, но за день до саммита с подачи Саркози уже объявила о том, что выставляет свою кандидатуру на пост главы Международного валютного фонда (МВФ) в Вашингтоне. Это заявление последовало за отставкой другого французского политика – предыдущего главы МВФ Доминика Стросс-Кана, чрезмерно сексуально озабоченного мужчины, недавно арестованного в Нью-Йорке. В то время социалист Стросс-Кан являлся единственным серьезным соперником Саркози в борьбе за президентское кресло. Его рейтинги были даже выше, чем у Саркози, – но внезапно его карьера потерпела крушение, достойное трагического пера Шекспира. Две недели назад, когда он собирался вылететь в Париж из аэропорта имени Кеннеди, его сняли с самолета. Теперь его обвиняли в попытке изнасилования и сексуальных домогательствах в отношении горничной в номере отеля. Любители теорий заговора, пожалуй, могли бы заявить, что это Саркози каким-то образом устроил провокацию, подослав соблазнительницу к своему политическому сопернику, которого часто называли просто инициалами – ДСК. Но такое обвинение – как и утверждение, будто предвыборную кампанию Саркози финансировал Каддафи, – доказать невозможно.

Несмотря на то, что в Париже саму Лагард допекали судебными расследованиями, международное сообщество сочло ее безупречным кандидатом на освободившийся после отставки ДСК пост главы МВФ. Она подходила по всем параметрам. Лагард пользовалась уважением как французская феминистка и полиглот, как бывшая чемпионка по синхронному плаванию, как успешный юрист. Она успешно пробивала тот “стеклянный потолок”, что мешал женщинам подниматься слишком высоко по карьерной лестнице, и в светских гостиных Джорджтауна и Парк-авеню чувствовала себя так же уверенно, как у себя дома в Париже. Она подолгу жила и работала в США и прекрасно понимала обычаи и устройство этой страны, так что о лучшем главе МВФ Вашингтону даже мечтать не приходилось. Кроме того, она была в прекрасных отношениях с госсекретарем США Хиллари Клинтон, а также не раз появлялась в качестве почетной и обаятельной гостьи на телевидении, в непринужденной обстановке давая интервью ведущей CNN Кристиан Аманпур.

По части таланта и опыта Лагард оказалась отличной заменой ДСК. Во Франции ее назначение стало большим политическим плюсом для Саркози. Его соперник-социалист ДСК исчез с поля зрения, а его правая рука и бывший министр финансов возглавила МВФ. Председателем “Большой восьмерки” и “Большой двадцатки” в течение этого года оставалась Франция, и Саркози был этим очень доволен; ему казалось, что, пожалуй, он сумеет реализовать свой истинный потенциал и сделаться настоящим лидером всей Европы. Как отмечала Хиллари Клинтон, он “обожал находиться в центре действия”. Всем, кто встречался в тот год с Саркози, становилось ясно, что ему непременно хочется самолично разделаться с рыночными спекулянтами, повысить кредитоспособность Франции, подняв ее до рейтинга “трех А”, разрешить греческий долговой кризис, спасти евро, возглавить войну против Каддафи, посодействовать “арабской весне” и, наконец, добиться собственного переизбрания в 2012 году. По словам одного бывшего европейского премьер-министра, встречавшегося с Саркози более десяти раз в течение года, Саркози “опьянел от амбиций и власти, а потому видел себя в роли абсолютной звезды на мировой арене”. Почти весь год, говорил этот бывший премьер, Саркози развивал лихорадочную деятельность: “Он всех подавлял, всех запугивал, он делал что хотел”.