Рина Зеленая - Разрозненные страницы

Я ни разу не встречалась с Василием Шукшиным, но «Калина красная» остается в сердце как часть твоей собственной судьбы. А в картине «Они сражались за Родину» В. Шукшин поистине достигает вершин актерского мастерства.

Сколько ни откладывай, сколько ни обдумывай, пиши про то, это, другое – никуда не денешься: придется рассказывать о работе в кино, в моем любимом, дорогом, окаянном кино.

Началось оно для меня первой советской звуковой картиной «Путевка в жизнь». Позвал меня режиссер Николай Экк на маленький эпизод девчонки в шалмане и попросил спеть какую-нибудь самую хулиганскую песенку. Я, разумеется, выбрала сразу – какую. Ему понравилось. Меня загримировали и одели, как полагалось. А песенка, на самый залихватский мотив, была такая:

Песенка всем очень понравилась и чрезвычайно удачно подходила для этой сценки. Но я до сих пор не могу понять, почему, когда я пою ее, в это время на экране не мое лицо, а черная полоса. И только мой голос. А личность моя появляется в кадре лишь в последнем куплете. И когда переписывали заново и опять я озвучивала, так и осталось в картине – черная пустая полоса и голос.

Вот в том-то и дело, что сейчас мне придется начинать жаловаться. Я этого так не хотела, а приходится. Сколько писем я получала, как всякий актер, с вопросами, укорами: «Почему Вы не снимаетесь?»

Понимаете, зрители думают, что в кино так: захотел – пошел сниматься. Это, может быть, так. Но не для всех. И вот так получилось, что «Путевка в жизнь» не стала для меня путевкой в кино, и после длительного ожидания я подумала, что в кино никому не нужна – всех снимают, а я в театре. Потом, уже много лет спустя, обратили внимание, что я в кино хорошо играю. Я сама подумала – правда, хорошо (ведь в картине смотришь на себя со стороны, не как в театре, судишь себя как постороннего актера).

И вот что удивительно – все говорили: «Рина! Рина!», а снимали других актрис. Наверное, тогда надо было выйти замуж за какого-нибудь кинорежиссера. Но мне это прямо не приходило в голову. Да и им, наверное, тоже. А все были друзья: Козинцев и Юткевич, Барнет и Пудовкин, и Кашеверова, и Михалковы – отец и сыновья.

Иногда при встрече со мною режиссеры и сценаристы, всплескивая руками, кричат:

– Ах, батюшки мои! Как же про вас забыли? Был чудный эпизод! Вы бы так прекрасно это сыграли!

Никита Михалков, например, однажды упал на колени посреди улицы перед Домом кино и закричал:

– Рина! Ты моя любимая, лучшая актриса!

Я сказала:

– Так дай мне роль какую-нибудь, самую плохую.

Он встал с колен, смеясь, обнял меня, поцеловал и поклялся в вечной любви.

И так всю жизнь. По всему по этому в моей работе в кино бывали огромные перерывы, если не считать какой-то полной белиберды, которую иногда предлагали. Потом, как я уже рассказывала, пришлось мне писать сценарий о детях и для детей с Агнией Барто («Подкидыш»), Детских фильмов тогда почти не было. Детфильма (теперь Студия детских и юношеских фильмов) тоже не существовало. Долго делали. Однако денег нам почти не дали: как раз к этому времени выяснилось, что надо иметь договор. А у нас не было. Но сценарий приняли, и фильм поставили. Но об этом я уже говорила. Я только хочу вспомнить, что тут мне пришлось писать для себя роль в этой комедии – так было необходимо для картины. Роль получилась маленькая, но трудная. Вот идет этот фильм сорок лет, и люди смотрят, и мне киномеханики на периферии не раз говорили:

– Знаете, если не дают новых картин из Москвы, мы сразу показываем «Подкидыш» – и все довольны. У нас старых картин не любят, а тут все рады.

Вот какие интервалы бывали в моей киносудьбе. О «Подкидыше» тогда первую статью написал Виктор Шкловский, очень хвалил. Спасибо ему. Маленький эпизод в этом фильме я сыграла очень хорошо (говорю, как о чужом человеке), а мои «словечки» подхватили все, и до сих пор они ходят по людям: «Вот тоже пришла старушка, попросила воды напиться. Потом хватились – пианины нету».

Ну, уж тут, кажется, все увидели: хорошая комедийная актриса. Верно? И что же? Ничего. Опять огромный перерыв, пока А. Птушко не засунул меня в «Сказку о потерянном времени» Е. Шварца.

Потом Григорий Васильевич Александров повстречался мне на улице. Я у него сыграла в фильме «Весна», и эта малюсенькая роль была даже отмечена прессой. Я говорю Александрову, как будто шучу:

– Давайте мне роль в новой картине. Вы обещали.

Он отвечает:

– Нету ни одной женской роли.

Я говорю:

– Давайте мужскую.

Он отвечает:

– Ее выбросили. Это роль парикмахера-гримера.

Все-таки Григорий Васильевич прислал мне сценарий, и я сама написала роль гримерши (вместо гримера-мужчины). Она говорит Любови Орловой, то есть ее героине: «Такие губы теперь не носят!»

Даже сегодня можно еще на эту роль улыбнуться. А тогда!

Вот, мои дорогие зрители, видите, как я жалуюсь. Если бы вы знали, как тяжко ждать. Сколько еще? Жизнь же проходит. Когда придет кому-нибудь в голову, что тот или другой небольшой эпизод надо дать хорошему актеру! У нас совсем не считают, что маленькие роли должны делать обязательно хорошие актеры, а не кто попало.

Я даже просила таких людей, как Ростоцкий, Габрилович, Вайсфельд, не имеющих, правда, отношения к назначению на роли; объясняла директору Студии имени Горького Бритикову, что это бесхозяйственно – не занимать хороших актеров, и меня в том числе: это все равно что прекрасно работающую кибернетическую машину выбросить на помойку, под снег. Все говорили:

– Да-да, Рина Васильевна! Что вы, Рина Васильевна! Вы же знаете, как вас ценят, как мы вас любим, как мы вами восхищаемся! Обязательно! Конечно!

И опять никогда не снимали. И я, глядя, как равнодушно раздаются маленькие эпизоды не тем актерам, страдала, как голодный человек, видящий выброшенный и растоптанный хлеб. Я играла безотказно роли, где был десяток фраз, а иногда и несколько слов («Встреча на Эльбе», «Светлый путь»).

Я не потому страдала, что была «безработной» – у меня театр, концерты. И не в том дело, что это имело бы какой-то материальный смысл (маленькие роли никто из актеров играть не хочет, это очень невыгодно – отнимает много времени и сил). Я люблю кино больше всего на свете. Это удивительное, прекрасное искусство, великое и удивительное. Теперь появилось новое – телевидение. Ко мне там относятся очень внимательно, приглашают в программы. Но я редко соглашаюсь, хотя сознаю, что надо, необходимо соглашаться, я обязана: это начало нового искусства, того, что будет потом прекрасным и чего я уже не увижу. Но то, что пока сейчас там происходит, мне кажется не всегда точным и убедительным, а зачастую необыкновенно безвкусным. Разумеется, я выполняю их требования, это моя обязанность актера. Но я никогда не могу быть уверенной, что из этого получится.