Алексей Колобродов - Захар

Цитата не коротка: “Петербургские зимы”.

“Кончился петербургский период карьеры Есенина совершенно неожиданно. Поздней осенью 1916 года вдруг распространился и подтвердился «чудовищный слух»: «наш» Есенин, «душка» Есенин, «прелестный мальчик» Есенин – представлялся Александре Фёдоровне в Царскосельском дворце, читал ей стихи, просил и получил от императрицы разрешение посвятить ей целый цикл в своей новой книге!

Теперь даже трудно себе представить степень негодования, охватившего тогдашнюю «передовую общественность», когда обнаружилось, что «гнусный поступок» Есенина не выдумка, не «навет чёрной сотни», а непреложный факт…

Возмущение вчерашним любимцем было огромно. Оно принимало порой комические формы. Так, С.И.Чайкина, очень богатая и ещё более передовая дама, всерьёз называвшая издаваемый ею журнал «Северные записки» «тараном искусства по царизму», на пышном приёме в своей гостеприимной квартире истерически рвала рукописи и письма Есенина, визжа: «Отогрели змею! Новый Распутин! Второй Протопопов!» Тщетно её более сдержанный супруг Я.Л.Сакер уговаривал расходившуюся меценатку не портить здоровья «из-за какого-то ренегата»…

Не произойди революции, двери большинства издательств России, притом самых богатых и влиятельных, были бы для Есенина навсегда закрыты. Таких «преступлений», как монархические чувства, русскому писателю либеральная общественность не прощала… До революции, чтобы «выгнать из литературы» любого «отступника», достаточно было двух-трёх телефонных звонков «папы» Милюкова кому следует из редакционного кабинета «Речи». Дальше машина «общественного мнения» работала уже сама – автоматически и беспощадно…”»

ЗП: «Лёш, я эту цитату знаю, и я её цитировал в фейсбуке и имел в виду ровно то же самое, что и ты».

А потом она вошла в «Не чужую смуту».

«Послушал, наконец, эту украинскую песню про “никогда мы не будем братьями”.

Композиция пафосная и сделана в жанре новогодних групповых песен эпохи позднего Советского Союза. То есть, как выражаются мои оппоненты, “совок” в чистом виде. Но про это они так не скажут, конечно.

Характерно, что если бы такую песню спели русские и из России (нет, вы можете себе представить? чтоб отсюда со светлыми лицами пели про соседей, что они рабы на привязи?) – это было бы признаком ужасного шовинизма, ужасающего». [31]

Между тем, интонация этого стиха Анастасии Дмитрук ближе всего «Песне о великом походе» Сергея Есенина.

Поэма эта у СА – «революционная», опубликована была в органе нарождающегося РАППа «Октябре» в 1924 году, встречена благожелательно властями и примечательна имажинистской ещё закваской и причудливой местами рифмовкой – «в никь она – Деникина». Помимо прочего дипломат Есенин не только упомянул, но и зарифмовал с одной стороны – Троцкого и Зиновьева, с другой – Ворошилова и Будённого. То есть при каком-либо повороте винта остаться совсем без вождей поэме не грозило. Собственно, так и получилось.

А теперь читаем первые строки у Дмитрук и Есенина последовательно. Анастасию я, уж извините, цитировать не буду, а вот СА:

У «не-братьев» пропадает при таком сравнении пафос и содержание, и от и без того невыдающегося стихотворения остаётся…

Ну да, чужая интонация. Не братская.

Прилепин-публицист фиксирует этапы размежевания с либеральной публикой: от едва заметной, пунктиром, линии раздела, когда казалось, что всем, и при своих скрижалях оставаясь, можно договориться, потом, после болотных сезонов, крепостного рва, пусть немалым усилием, но преодолеваемого. И – итогового, на сегодняшний день, Большого каньона; редкая птица долетит…

Межеумочность либерального сознания, потерянность корней, приверженность двойному стандарту как способу выживания всё это и впрямь раздражало. Ну, навскидку:

Явное предпочтение сотен тысяч жертв 1936-1937-1938-го, с их понятным комиссарским национально-социальным, а главное – в известной степени начальствующим типом, – миллионам русских крестьян: расстрелянных, высланных, лишённых дома и земли при «Великом переломе» 1929–1933-го…

Демократичнейший Альенде – красная сволочь и Шариков, а фашиствующий Пиночет – душка и отец нации, гений экономики (кровавый диктатор, казнокрад и известный антисемит, кстати).

Желание воровать и че-геварить одновременно. То есть даже не так: всем давно ясно, что объединять оба процесса – в порядке вещей, по-другому, быть может, уже и не будет.

Назойливейшие призывы к «покаянию», заклинания фактически, за которым легко угадывалось желание вогнать (снова) народ в это состояние стыда, который выедает глаза до полной слепоты, самоедства, пожирающего изнутри комплекса вины, мазохистских самобичеваний, глумления над собой. Размазываемым по щетинистым мордасам слёз: «проститя нас, неправославные!» и пр. Чтоб стали на глыбе слова «мы» и каялись очень деятельно, и ничего больше уже не делали…

Однако всё это можно было понять, в конце концов, разные бывают групповые практики и фобии, но вот как раз после болотных сезонов мне пришло в голову, что либералы приняли, во многом одобрив, не только беспредел и фактический геноцид в девяностых, но и неоколониализм нулевых.

Когда сытая Москва последовательно, в неуклонно возрастающих объёмах грабила и без того нищую провинцию. (Для примера: из 80 млрд руб. налогов, собранных на территории города Саратова в 2013 году, 48,8 млрд руб., или 60,9 % поступило в федеральный бюджет. 24, 5 млрд руб., или 30,5 % – в бюджет Саратовской области. А в бюджет города – только 6,9 млрд руб., или 8,6 %. Если сравнивать с предыдущими годами, то анализ динамики показывает, что в 2000 году в городской бюджет поступало 24,3 % от общей суммы налогов, а в 2013 году уже только 8,6 %.)

Да, именно в начале десятых пропасть между Москвой и всей остальной Россией увеличилась многократно. Есть регионы – фактически прямые банкроты, часть субъектов – в предбанкротном состоянии и неумолимо движутся к дефолту, а общим числом большая часть страны поёт финансам не романсы, а похоронного Шопена.

Прямые следствия, ещё в докризисные годы, – сокращения производств и закрытие бизнесов, отток пассионарной части населения и молодёжи, разрушение образования, гуманитарной инфраструктуры (о коммунальной не говорю), криминализация и озверение, взращивание новых хищнических кланов, полный дисбаланс власти и пр. Пока в Москве спорят о либерализме, реальный неолиберализм переводит нестоличную Россию в режим отсроченной катастрофы… Надолго ли отсроченной?