Георгий Данелия - Кот ушел, а улыбка осталась

— Решка!

— Уверена?

— Да!

Кирилл подкинул пуговицу, поймал, открыл, показал. Пуговица лежала на ладони остатками кожи вверх.

— Поздравляю! Решка!

— И мне, и мне! — закричали из зала.

— Товарищи, эта пуговица новичок, дебютантка! — крикнул Кирилл. — Она устала, ей надо отдохнуть, упокоиться!

— Давайте лучше попросим Кирилла, чтобы он сыграл нам на рояле! (На сцене стоял новенький рояль.) Он отличный пианист! — предложил я.

Кирилл играл Дж. Гершвина, Глена Миллера, его долго не отпускали.

В Ямбург мы прилетели из Нового Уренгоя на вертолете, а из Ямбурга в Уренгой ехали ночью, на «газике» (ночью вертолеты не летают), а нам надо было успеть на свой самолет. Полина спала, а мы с Кириллом любовались тундрой. Кругом горели огромные газовые факелы. Полярная ночь — фиолетовое небо, фиолетовая земля, багряное живое пламя факелов. Фантастика! Другая планета.

Подаренную пуговицу Кирилл хранит до сих пор. Это память о его первом фильме.

Когда фильм был готов, я позвонил Владимиру Маканину. Трубку взяла его дочь:

— Папы нет, он в Лондоне.

— Это режиссер Данелия. Передайте папе, что я его очень прошу не смотреть фильм «Орел и решка», который мы сняли по его повести «На последнем дыхании».

— Почему?

— Потому что, если он посмотрит фильм, он будет меня проклинать за то, что я так искорежил его повесть.

Не знаю, передала ли дочь отцу мою просьбу, смотрел ли Маканин этот фильм. С тех пор мы с ним не встречались и не общались. Но я очень благодарен этому писателю за то, что он познакомил меня с Олегом Чагиным.

Между прочим. Чагин своими розыгрышами и выдумками мне напоминал актера Евгения Моргунова. Моргунов был очень яркий человек. О его остроумных проделках и розыгрышах до сих пор ходят легенды. Вспомню, что видел сам.

Стоял я в очереди на заправку у бензоколонки около Дома пионеров. Очередь длиннющая до улицы Косыгина. Подъехал на красном «жигуле» Евгений Моргунов. Вышел из машины, громко поздоровался со всеми и спросил меня:

— А ты почему в очереди? Тебе без очереди положено.

— Я скромный, — пошутил я.

— Товарищи, среди нас внук Павлика Морозова! — зычным голосом объявил Моргунов. — Пропустим сироту без очереди?

— Пусть заправляется, — вяло сказал кто-то в очереди.

— Давай, Георгий Николаевич, подъезжай.

— Не надо… Прошу.

— Товарищи, он стесняется! Скромный! А мы ему скажем так: «Пока не заправишься, никто заправляться не будет!» Верно я говорю?

— Пусть только не тянет, — сказал первый в очереди.

Пришлось заправиться. Было это в 93 году.

Между прочим. Пионер Павлик Морозов — герой тридцатых годов. О нем рассказывали на уроках истории в школах. Во время коллективизации Павлик узнал о заговоре кулаков и сообщил об этом властям.

Кулаков обезвредили (среди них был и отец Павлика). А родственники в отместку мальчика убили. О Павлике Морозове снимали фильмы, а на родине поставили памятник.

Познакомился я с Женей Моргуновым в конце сороковых годов. Я учился в Архитектурном институте, а он был актером Театра киноактера. Как-то гуляли мы с Женей по улице Горького (после войны было принято гулять от Пушкинской до Охотного и обратно), когда проходили мимо Центрального телеграфа, он остановился, задрал голову и громко сказал:

— Смотри на карниз!

Моргунов отошел шагов на пять, выставил вперед руки, напрягся, стремительно подскочил к стене и что есть мочи толкнул облицованное гранитом, незыблемое, как пирамида Хеопса, десятиэтажное здание Центрального телеграфа.

— Видишь?! — он показал пальцем вверх.

— Что?

— Карниз дышит! Рухнет, придавит кого-нибудь! Двое прохожих остановились и тоже посмотрели вверх.

— Не видишь? Внимательно смотри, колебание мизерное! — Моргунов снова отошел, выставил вперед руки, напрягся, стремительно подскочил к стене и снова что есть силы толкнул здание. — Теперь заметил?

— Нет.

— Ты внимательно смотри, это же миллиметры!

Через несколько минут вокруг нас собралась толпа, человек пятьдесят, а может быть, и больше. Моргунов толкал стену, и каждый раз люди внимательно смотрели вверх, на карниз. И слышались реплики:

— Какое безобразие!

— Упадет, раздавит кого-нибудь насмерть!

Тут подъехала аварийная служба с милицией, толпу быстренько разогнали и поставили ограждение. Что они там чинили, я не знаю, но ограждение стояло до осени.

Между прочим. В то время Моргунов — стройный сероглазый шатен — уже снялся в роли Стаховича в фильме Сергея Герасимова «Молодая гвардия», но на улице его еще не узнавали. Узнаваемым он стал много позже — в начале шестидесятых, когда сыграл Бывалого в культовом фильме Гайдая «Пес Барбос и необычайный кросс».

Как-то собрались мы с Моргуновым в Дом кино, на троллейбусной остановке дождались троллейбуса, вошли, троллейбус тронулся, и вдруг он объявил:

— Товарищи, приготовьте билеты! Пассажиры троллейбуса, их было немного, стали доставать из карманов и сумочек билеты.

— Так. А теперь руку с билетом подняли вверх! Все начали поднимать руки.

— Выше!

И все подняли руки выше.

— Спасибо, опустили. А вы, товарищ, что руку не подняли? Билет не успели взять? Документик можно посмотреть? Пропуск? Ну, давайте пропуск.

Взял документ, посмотрел на фотографию.

— Так, Иван Пантелеевич Жмырев, старший экономист. Очки снимите, пожалуйста, Иван Пантелеевич. Чуть-чуть брови поднимите. Так, достаточно. Теперь уголки губ опустите, Иван Пантелеевич. Еще чуть-чуть. Нет, обратно. Хорош. Так, соответствует. Держите, — Моргунов вернул пропуск. — На первый раз прощаю. Заплатите за билет и можете ехать.

И сказал кондукторше:

— Товарищ кондуктор, если забыть про старшего экономиста Ивана Пантелеевича, во вверенном вам транспортном объекте, в принципе, образцовый порядок.

— Спасибо.

— Надо говорить: «Служу Советскому Союзу».

— Служу Советскому Союзу!

Мы билет так и не взяли, вышли на своей остановке.

1952 год. Матч сезона: сборная СССР — сборная ФРГ. Билеты раскупили за месяц. С моими однокурсниками и друзьями по Архитектурному институту Димой Жабицким и Андреем Соколовым приехали на стадион «Динамо» в надежде купить билет с рук. Народу полно. Все спрашивают лишний билетик. Билеты у двух есть, но продают очень дорого. Смотрю, идет Женя Моргунов. Окликнул.

— Женя, билета лишнего нет?