Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Самыми популярными развлечениями этого сезона стали военно-полевые суды над коммунарами; в открытом процессе, начавшемся в августе, приняли участие в качестве зрителей две тысячи человек, экипированных веерами, лорнетами и театральными биноклями. Эти правительственные спектакли продлятся еще три года; тысячи мужчин и женщин будут приговорены к смерти или депортации всего лишь за предполагаемое, но не доказанное участие в парижском восстании 1871 года.

Лиссагарэ уехал в Англию после того, как стал свидетелем массовой казни коммунаров на кладбище Пер-Лашез 28 мая. В середине августа уехал и Лонге, ему вообще удалось бежать лишь чудом {3}. Не только потому, что он командовал полком fédérés — помимо этого, он был членом Центрального комитета Коммуны, а также членом Интернационала. Боле того, он впервые представил коммунистические лозунги во время восстания, будучи соавтором воззвания к рабочим 21 марта — отрывка, призывавшего рабочих освободиться от правления буржуазии {4}. С помощью военного врача, который с риском для жизни прятал его в своем доме, Лонге удалось пересечь границу Бельгии, а оттуда добраться до Англии {5}.

Как и многие другие, Лиссагарэ и Лонге немедленно по приезде появились на Вилла Модена. Либкнехт вспоминал, что после разгрома Коммуны в доме Марксов постоянно жил кто-то из французских эмигрантов {6} — а чаще всего, несколько человек — и практически во всех письмах Маркса и Энгельса того периода встречаются упоминания о частом стуке в дверь и одиноких фигурах, робко переминающихся на пороге.

Женнихен и Тусси еще не вернулись из Франции, поэтому все заботы по дому лежали на Женни и Ленхен — у Маркса, а в доме Энгельса с приемом беженцев справлялась одна Лиззи Бернс. Женни узнавала в глазах тех, кто появлялся на пороге ее дома, тот же трепет, который испытала и она сама, и ее дети, приехав на Лейчестер-Сквер в 1849 году. И, без сомнения, она была для беженцев ожившей мечтой, волшебницей из сказки, которая окружала их теплом и заботой, протягивая руку помощи. В ее милосердии не было ни надменности, ни снисходительности. Лафарг отмечал, что для Женни социальных различий не существовало, она принимала в своем доме и за своим столом простых рабочих так, словно они были графами или принцами. Лафарг писал: «Я уверен, никто из рабочих даже не подозревал, что женщина, так сердечно встречавшая их, была потомком герцога Аргайла, а ее брат — министром в правительстве короля Пруссии». {7}

Ленхен была не столь терпима. Она считала своим долгом оградить Маркса от нежелательных посетителей, а теперь их было очень много. С тех пор, как Маркса начали считать организатором и идейным вдохновителем Коммуны и Интернационала, представители прессы самых разных изданий, даже из далекого Нью-Йорка, рвались в дом, чтобы взять интервью у «Революции во плоти» {8}.

Лондонская «Вэнити Фэр» желала разместить фотографии Маркса на своих страницах. Можно предположить, что большинство репортеров уходили с этих встреч немного разочарованными — у седовласого джентльмена, живущего в респектабельном буржуазном доме, не было ни рогов, ни копыт. Корреспондент «Нью-Йорк Уорлд» предположил, что кабинет Маркса, украшенный вазой с розами и настольной книгой — альбомом роскошных пейзажей Рейнланда, мог бы принадлежать биржевому брокеру {10}. Другой репортер описывал Маркса, как откровенного и дружелюбного собеседника, образованного и интеллигентного человека — но увлекающегося утопическими идеями {11}. Еще один боялся Ленхен гораздо больше, чем Маркса {12}.

Все эти посетители с их болтовней вскоре сделались утомительными, и Маркса начали раздражать постоянные вторжения. Он буквально накинулся на одного журналиста, который попросил его прояснить тайну Интернационала: «Там нет никакой тайны, которую следовало бы прояснять, дорогой сэр!.. разве что тайну человеческой глупости — особенно глупости тех людей, что постоянно игнорируют факт: наша ассоциация — публичная организация, и самые полные отчеты о ее деятельности опубликованы и доступны каждому, кто возьмет на себя труд прочитать их!» {13}

Тем не менее, невзирая на то, хотелось Марксу сотрудничать или нет, пресса продолжала фантазировать. Одна статья утверждала, что Маркс арестован в Бельгии; другая — что он умер {14}. Во Франции даже вышли статьи об аресте Женнихен и Тусси, правда, как ни странно, они упоминаются там в качестве… братьев Маркса {15}. Наконец, берлинская «Национал Цайтунг» воскресила давние обвинения Маркса в том, что он жил за счет рабочего класса, и что Интернационал бессовестно обманывает рабочих:

«На свои жалкие сбережения оболваненные рабочие обставили дома членов Совета, чтобы те могли вести достойную жизнь в Лондоне». {16}

Статья широко разошлась и была несколько раз перепечатана, что побудило Маркса и Энгельса довольно агрессивно защищаться; в это же время они пытались справиться с нашествием беженцев. Маркс писал Кугельманну:

«Если бы день имел даже 48 часов, я все-таки еще месяцами не справлялся бы со своей ежедневной работой. Работа для Интернационала огромна, и к тому же еще — Лондон наводнен эмигрантами, о которых мы должны заботиться. Кроме того, меня осаждают различные лица, журналисты и прочие, чтобы собственными глазами увидеть “чудовище”. До сих пор думали, что создание христианских мифов было возможно в Римской империи только потому, что еще не было изобретено книгопечатание. Как раз наоборот. Ежедневная пресса и телеграф, который моментально разносит свои открытия по всему земному шару, фабрикуют больше мифов (а буржуазные ослы верят в них и распространяют их) за один день, чем раньше можно было изготовить за столетие». {17} [74] Русский перевод дан по: К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, Т. 33.

В середине августа Маркс в поисках отдыха сбежал на побережье в Брайтон, однако его преследовали и там. Он рассказывал Женни о человеке, который уже неоднократно встречался им с Энгельсом по дороге домой:

«На второй день после моего прибытия сюда я заметил на углу своей улицы явно кого-то поджидавшего того парня, о котором я говорил тебе, что он уже не раз сопровождал до дома Энгельса и меня, и что Энгельс считал его шпионом, о чем мы однажды “намекнули” ему. Ты знаешь что, вообще говоря, у меня нет никакого чутья на шпионов. Но этот парень совершенно открыто везде и всюду следил здесь за мной. Вчера это мне надоело, я остановился, обернулся и смерил молодчика презрительным взглядом через лорнет. Что же он сделал? Смиренно снял шляпу и сегодня уже не удостаивал меня своим вниманием». {18} [75] Русский перевод дан по: Переписка Карла Маркса, Фридриха Энгельса и членов семьи Маркса.