Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Лафарг ответил на многие вопросы, кроме самого важного: добровольно ли Лаура согласилась на смертельный укол? Жена Дусе была уверена, что оба супруга хотели умереть, и что Лафарг не исполнил бы свой план, если бы Лаура отказалась {25}. Расследовали не убийство — самоубийство, но вопросы остались, главный из них — почему? Кто-то говорил, что Лафарг был болен. Обычно он посещал доктора дважды в год, но в период между июлем 1911 и ночью своей смерти он ездил к врачу раз в неделю {26}. Другие утверждали, что Лафарги растратили все деньги Энгельса, а также наследство, доставшееся Лафаргу от матери, умершей в 1899 г., — и не могли вынести мысли о том, что им снова придется жить в нищете {27}.

Лафаргу было 69, до 70-летия он не дожил 2 месяца. Лауре только что исполнилось 66.

Джонни Лонге — Жан для друзей — получал соболезнования со всего мира. В 35 лет он остался самым старшим в семье Маркса. Впрочем, был и еще один, более старший родственник, так никогда и не удостоверившийся в этом.

Фредди Демут прислал Жану письмо:

«Я только что узнал печальные новости о смерти Лафарга и моей дорогой Лауры — и спешу выразить вам свои соболезнования по поводу этой утраты. Все газеты у нас пишут об их смерти разное. Могу ли я просить вас — если вы сочтете это возможным — рассказать мне все подробно, потому что мне кажется, что все это немыслимо. Моя дорогая Лаура была так весела, когда я в последний раз говорил с ней» {28}.

Фредди было уже 60 лет, но он все еще не оставил попыток узнать правду о своем происхождении. За год до этого он написал Жану из госпиталя, куда лег на операцию, в благополучном исходе которой сомневался. Он писал:

«Кем бы я ни был, вам лучше все узнать от меня, чем от кого-либо еще. Теперь я хочу рассказать вам все, что знаю о моем отце».

Фредди подробно рассказал о разговорах с Генералом после смерти Маркса и о предсмертном признании самого Генерала, которое он сделал Тусси:

«Я не теряю надежды узнать правду и все еще пытаюсь сделать это, поскольку абсолютно уверен, что Маркс был моим отцом. Из-за операции, из-за того, что конец мой близок… я думаю, лучше будет поделиться с вами всем, что я знаю, прежде, чем эта информация поступит к вам от других людей» {29}.

Фредди не умер на операционном столе. Он дожил до 1929 года и до самого конца искал истину.

Скромная заупокойная служба по Лафаргу и Лауре прошла 30 ноября 1911 года в Дравее, а затем 3 декабря их гробы пронесли в гигантской процессии по улицам Парижа на кладбище Пер-Лашез {30}. Улицы были расцвечены красными флагами, которые казались ярче, чем обычно, потому что все люди были в трауре. Во главе процессии шел оркестр, игравший «Похоронный марш» Шопена. Похороны начались в половине первого дня — и процессии потребовалось два часа, чтобы дойти до кладбища. Несмотря на начавшийся дождь, к процессии, состоявшей сначала из нескольких тысяч человек, присоединялись все новые и новые группы {31}. Полиция заявила о 8,5 тысячах человек, социалисты утверждали, что на похоронах присутствовали около 200 тысяч {32}.

Французы, поляки, немцы, англичане, итальянцы, испанцы, бельгийцы, голландцы и русские — много, много русских — торжественным маршем прошли по мокрым улицам Парижа на кладбище, похожее на величественный город мертвых. Лаура и Поль Лафарг были кремированы, и пока серый дым от их тел поднимался над кладбищем, на ступенях колумбария состоялся траурный митинг. Хоронили не просто двоих — хоронили эпоху, эпоху Маркса и Энгельса, эпоху основателей. Новое поколение лидеров поднималось на ступени, чтобы говорить о мужчине и женщине, которых хоронили, — и о движении, которому они посвятили жизнь.

Карл Каутский выступал от Германии, Кейр Харди от Англии, Жан Жорес от Франции {33}. Полиция сообщала об одном русском, чья «личность не была установлена», — он призывал толпу: «Сражаться! Сражаться за то, во что верили ушедшие от нас товарищи — за победу пролетариата!» {34}

Этим оратором был Владимир Ленин. Он говорил собравшимся, что Лафарг символизировал две эпохи: эпоху революционной французской молодежи, выступившей бок о бок с рабочими, чтобы сокрушить империю и старый век, — и эпоху, когда французский пролетариат под руководством марксистов вел войну с буржуазией, подготавливая окончательный триумф социализма. «Теперь мы ясно видим, как близки мы к тому, чему Лафарг посвятил всю свою жизнь». Те, кто вооружен учением Маркса, говорил он, готовы к установлению коммунистического строя {35}.

Это произойдет через 6 лет — в России, когда Ленин и его большевики возьмут власть (хотя узнал бы Маркс свои идеи в их коммунистическом государстве — большой вопрос).

Фредди Демут был единственным из детей Маркса, кому довелось дожить до этого дня.

Он совершил величайший подвиг, на который только способен человек. Маркс изменил мир.

Я не могла бы написать историю семьи Маркс без доступа к их переписке. Я в большом долгу перед двумя мужчинами, живущими в Москве и сделавшими для меня все, что только возможно: это Андрей Шукшин, бывший сотрудник агентства «Рейтер», и Валерий Фомичев, эксперт по Марксу и хранитель его архива в Российском государственном архиве социально-политической истории.

Андрей открыл для меня многие двери в Москве, но главной из них была дверь РГАСПИ, где у нас завязались контакты с доктором Фомичевым. Впоследствии он любезно согласился предоставить мне доступ к сотням страниц частной и семейной переписки Маркса с его родными и дал разрешение использовать некоторые из них при написании этой книги. Кроме того, он подарил мне возможность своими глазами увидеть оригиналы статей Маркса, хранящиеся в глубоких бомбоубежищах-хранилищах, под зданием архива.

Два этих человека посвятили мне свое драгоценное время, и, боюсь, даже пренебрегли собственной работой, чтобы помочь мне. Помимо доступа к письмам в течение нескольких лет они оказывали мне неоценимую помощь своими советами, а доктор Фомичев дал свое экспертное заключение по моей работе и всегда отвечал на возникающие у меня вопросы. Я не знаю, как отблагодарить их за доброту и бесконечное терпение.

Хотелось бы поблагодарить Нору Могилевскую и других сотрудников Государственной публичной библиотеки в Москве, предоставивших нам с Андреем огромное множество бесценных документов и позволивших нам работать в библиотеке. Мы нашли чрезвычайно ценные материалы, расширившие весь проект.

Другое крупное собрание частных писем находится в Амстердаме, в Международном институте социальной истории. Весь персонал этого прекрасного учреждения заслуживает самой горячей благодарности и всяческих похвал за их работу. Во время моих визитов они были неизменно вежливы, профессиональны, продемонстрировали свою полную компетентность и благожелательность. Они сделали мои исследования — а это колоссальный объем документов — максимально легкими и приятными.