Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

К этому времени он был уже три года женат на Генриетте Пресбург. Она не получила образования и не была особенно умна, но происходила из богатой и влиятельной семьи голландских евреев. У семейной пары уже было двое детей, а еще через год, в 1818-м, родился мальчик, которого назвали Карлом {40}. К чести Генриетты надо сказать, что пока были живы ее родители, вере предков она не изменила, крестившись сама и крестив детей только в 1824 году {41}, да и тогда это было сделано исключительно из практических соображений. Карл, которому исполнилось 6 лет, не смог бы посещать публичную школу, будучи евреем {42}.

Таким образом, юный Карл рос в буквальном смысле слова на оживленном перекрестке нескольких культур и конфессий. Лютеранско-еврейская семья, преимущественно католическое окружение в городе — и воспитание, полученное от двух незаурядных мужчин, отца и наставника, которые служили прусской короне, неукоснительно выполняя все ее репрессивные законы, но втайне поклонялись французским философам-вольнодумцам, проповедовавшим идеи свободы и равенства, а в случае с Вестфаленом — еще и первым социалистам {43}.

Многие биографы утверждают, что Вестфалены и Марксы были соседями. Действительно, в год рождения Карла Марксы жили всего в нескольких улицах от особняка семьи фон Вестфален. Однако позже, в 1819 году, они переехали в небольшой домик на Симеонштрассе, недалеко от оживленного городского рынка и совсем рядом с массивным темным зданием Порта Нигра, чьи мрачные стены, казалось, вот-вот рухнут под тяжестью своего шестнадцативекового возраста.

Вестфалены жили на юге города, на Нойштрассе, недалеко от реки, в высоком доме с элегантными узкими окнами, ясно дававшем понять, что это — жилище богатых и знатных людей.

Два дома — два мира, разделенных огромной дистанцией. Дом Вестфаленов сверкает роскошью, здесь на семейных праздниках читают вслух Гомера, Данте и Шекспира, а на латынь и французский переходят так естественно, словно это родные языки собравшихся. Гостей развлекают остроумными скетчами и чтением стихов, а многочисленная прислуга тем временем накрывает столы — и эти изысканные застолья длятся до глубокой ночи, когда тишину ночных улиц нарушает грохот разъезжающихся экипажей {44}.

Какой контраст с домом Марксов, где к 1832 году было уже 8 детей. Отец Карла — интеллектуал и книгочей, он редко разговаривает, предпочитая проводить время за книгой. Мать по-прежнему плохо говорит по-немецки, с сильным голландским акцентом. Она не вхожа в светское общество Трира, и все ее интересы касаются исключительно нужд семьи. Это дом, полный любви — но радостным и процветающим его не назовешь. Генрих много работает, и у семьи появляется возможность купить два небольших виноградника — однако достатка так и нет. Карл уважает отца, хотя и частенько идет против его воли и советов. А вот с любящей матерью отношения у него с детства довольно напряженные. Похоже, именно ее он обвиняет в той мрачной атмосфере, что наполняет их дом {45}.

И все же, несмотря на различия между двумя семьями, их жизни странным образом переплетены. Людвиг фон Вестфален и Генрих Маркс — протестанты и входят в одну и ту же небольшую — около двух сотен человек — протестантскую общину. Равны в социальном и профессиональном смысле.

Карл Маркс и Эдгар фон Вестфален — одноклассники. Эдгар на самом деле был лучшим другом Маркса в школе. Софи Маркс, старшая и самая любимая сестра Карла, дружит с Женни фон Вестфален {46}.

Дети часто посещают то один дом, то другой, и вполне возможно, что впервые Женни обращает внимание именно на школьного товарища своего брата — а не на ученика своего отца. Эдгар был на 5 лет младше девушки, и кроме того, он — единственный ее единокровный брат. Как она признавалась много лет спустя в письме к подруге, «он был кумиром моего детства и отрочества, единственным верным другом и компаньоном» {47}.

Эдгар был симпатичным юношей с правильными чертами лица и густыми волосами. Обликом он походил на молодого поэта, однако особенным интеллектом не блистал, и его мальчишеские выходки часто бывал безрассудны, к тому же он был сильно избалован родителями и старшей сестрой. Усидчивого, дисциплинированного Карла сочли хорошей компанией для молодого фон Вестфалена. Как бы там ни было, с подачи Эдгара Карл довольно быстро сделался частым и желанным гостем в семье барона, а вскоре и его первым учеником. Людвиг обратил внимание на пытливый ум мальчика и оценил его блестящие умственные способности. Возможно, и Женни не осталась равнодушна к молодому человеку, которого так высоко ценили два самых любимых ее мужчины.

В 1833 и 1834 годах кампания правительственных репрессий приблизилась вплотную к обеим семьям. До этого момента школы в Пруссии были практически свободны от влияния и надзора властей, поскольку основной упор делался на изучение идей немецкой философии (таким образом правительство надеялось ослабить влияние французских идей — укрепляя отечественную философию) {48}. Однако после смерти в 1831 году величайшего немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля некоторые его последователи ступили на опасную территорию, делая основной упор на ту часть его трудов, где говорилось о неизбежности перемен. Прусские чиновники встревожились и начали контролировать школы и университеты, чтобы искоренить радикализм. Радикально настроенные круги трактовали «изменения по Гегелю» исключительно в политическом смысле {49}. Согласно секретному правительственному отчету, некоторые учителя в школе Маркса были замечены в излишнем либерализме, а студенты и учащиеся читали запрещенную литературу и писали революционные памфлеты. В итоге один из студентов был арестован, а популярный в Трире директор гимназии уволен со своего поста {50}.

В самый разгар этих событий Генрих Маркс выступил с речью, направленной против политики правительства, в клубе, членом которого являлся и Людвиг фон Вестфален. Клуб «Казино» считался одним из самых респектабельных и эксклюзивных частных клубов, в стенах которого объединились военные, юристы и бизнесмены. На собрании в январе 1834 года встретились наиболее либеральные его члены. Генрих Маркс помогал организовать эту встречу и обратился к собравшимся с приветствием. Он «поблагодарил» императора за строгую диету, на которой он держит всех, желающих высказать свое мнение. Несмотря на то что Генрих говорил довольно искренне, его слова сочли чересчур ироничными и оскорбительными. Чиновники забеспокоились, заподозрив призыв к протесту против действий официальных властей. Несколько недель спустя в клубе прошло очередное собрание, и на этот раз речи (большинство которых было посвящено французскому восстанию 1830 года) стали поводом для запрещения «вольнолюбивых песен», в частности французской «Марсельезы», которую сочли прямым подстрекательством к мятежу против монархии и уравняли с вывешиванием красного флага (символа восстания). Чиновников тревожило не только то, что эти песни пели, но то, что текст этих песен знали наизусть даже так называемые «столпы общества», ранее считавшиеся вполне благонадежными гражданами. «Революционный дух» (по определению одного из офицеров, присутствовавшего на собрании) никак не мог служить основанием для увольнения или исключения из клуба, и потому за всеми членами была установлена слежка. Генрих Маркс попал под подозрение властей одним из первых {51}.