Капка Кассабова - Двенадцать минут любви

Но видно, я недостаточно напугана и договариваюсь встретиться с Джульеттой на следующий день в кафе, недалеко от ее дома, чтобы расспросить поподробнее. В свете дня она кажется бледной и уставшей, ее красота еще не увяла, но два года бессонных ночей уже оставили свои следы.

— Я снимаю маленькую комнатку вместе с одной пожилой женщиной. Все, что могу себе позволить. Каждую ночь ухожу куда-нибудь, иначе сойду с ума, — она вымученно смеется, а я пытаюсь поддержать смех.

( Пауза . Танго придумали матросы, эмигранты, рабочие и проститутки, которым нужно было сбегать из своих маленьких и убогих клетушек. Уважаемые же люди жили в больших домах, где, естественно, предавались достойным занятиям.)

— Но теперь я не танцую так много, — говорит она.

— Сколько раз в неделю?

— Четыре-пять. В первый год, бывало, занималась по восемь часов ежедневно. Да и теперь тренируюсь каждый день, ведь это единственный способ оставаться на плаву. Хотя сейчас я спокойнее стала ко всему относиться.

— Это ты называешь спокойствием, — теперь уже мне смешно, но она меня не поддерживает. — А как насчет отношений в танго?

— Я не ищу там любви или секса. Просто контакт. Танго — мой личный проект. Это мое стремление к совершенству и поиск смысла. И все это в танцевальном объятии.

— Тем не менее у тебя есть отношения, танго-отношения.

— Конечно, но я не воспринимаю это как само собой разумеющееся. Мир танго жесток. Нужно сражаться, чтобы выживать и в танце, и в качестве женщины. Даже сейчас мой студент окружен привлекательными молодыми особами, все они доступны, и многие из них ужасны. Те, кто при встрече расцеловывает меня, а ему нашептывает: «Ты что, все еще с Джульеттой?» Ненавижу. Он может принадлежать им, только когда не будет моим. А пока он со мной.

От ее слов мне грустно. Ведь я всегда верила, что истинная любовь справляется с любыми трудностями.

— А как насчет будущего? — в моем горле застыл комок беспокойства.

Она хохочет.

— Я не думаю о будущем. Но знаю, что к шестидесяти останусь одна. И никого рядом не будет. Зато будет что рассказать.

Мне мучительно страшно за нее. Кажется, будто я знаю Джульетту всю жизнь. Возможно потому, что в каком-то смысле она — это я, только старше на семь лет, без стабильности, без длительных отношений, без ограничений. В ее профиле на Facebook я нашла следующее:

Яркий пример запущенной танго-лихорадки, которая, судя по всему, превратилась в глобальную эпидемию.

В этот вечер на сцене Salon Caning выступает бандонеонист из Японии и корейская пара. Я сижу рядом с медсестрой с Апеннин, которая специально ради танго приехала работать в итальянской больнице в Буэнос-Айресе:

— Иногда мне приходится мчаться на милонгу в медицинской одежде и переодеваться прямо в такси. Водители уж привыкли.

На милонге в Club Sunderland (должно быть, в субботу) японка с лицом, как маска из театра кабуки, говорит, что живет здесь три месяца в году:

— У меня одна мечта — умереть в Буэнос-Айресе.

— Не слишком ли ты молода для подобных мыслей? — дразнила я ее.

— Мне сорок восемь. Я танцую больше тридцать лет.

Француз из Ниццы, с которым я танцую, прилетает в Аргентину каждые пару месяцев. Он опережает музыку, будто сидит на стимуляторах. Я спрашиваю, чем он занимается, когда возвращается во Францию.

— Депрессия. Начинается прямо через неделю. Недавно был в La Viruta, и на пол упала пара: точнее, у партнера лет восьмидесяти случился обширный инфаркт, тот рухнул и потянул молодую женщину за собой. Какая прекрасная смерть! Быстрая, безболезненная, в объятиях красивой женщины, когда занимаешься тем, что любишь больше всего. Я тоже хочу умереть вот так.

В La Nacional знакомлюсь с гладко выбритым турецким антикваром Аланом. Он танцует уже девять лет и живет здесь месяцами. Почему?

— Maniaco, tango maniaco , вот кто я такой. Понимаешь?

О да, я понимаю.

Представителей нового племени танго-эмигрантов, таких как Джульетта, решивших сделать Буэнос-Айрес своим домом, — можно встретить и в знаменитой студии Динцеля. В зале, узкие стены которого обклеены танцевальными фото прошлых лет, восседает голубоглазый и лысый Родольфо Динцель.

У его ног, в буквальном смысле, сидят последователи: тут и американка из Молдавии двадцати трех лет, бросившая учебу на юридическом ради танго. И канадско-аргентинская тридцатилетняя дама, отвергнувшая жениха и карьеру диетолога, чтобы найти себя в танго. И колумбийская балерина в черной фуфайке и с поразительным прессом, изменившая Чайковскому с танго.

Они и им подобные — послы танго-мира, живущие не ради славы или денег, а во имя мечты. Каждый день ученики приходят в студию пить мате, обсуждать шаги и милонги и слушать Родольфо, вещавшего, как сфинкс, из глубин своего табачного дыма.

— Маэстро, — начинает какая-то девушка.

— Я не маэстро, — обрывает ее он. — Я человек, который танцует уже сорок лет и все еще не знает, что такое танго.

(Пауза . Родольфо и Глория Динцель — одна из величайших пар; живые легенды, чьи старые туфли даже выставлены во Всемирном музее танго, расположенном над Café Tortoni.)

— Хорошо, Родольфо, скажите, чем вы объясняете успех танго в Европе?

— Ну, в свое время европейцы пришли со стеклянными бусами в обмен на золото. Теперь предприимчивые аргентинцы берут стеклянные бусы в виде танго и везут в Париж и Лондон. Вот, говорят они, мы даем вам нуэво, всякую акробатику. А вы нам дайте денег и славы. Честно, разве нет?

Сарказм в его словах не остается незамеченным, все посмеиваются.

— Но нуэво сейчас так популярно… — возражает кто-то.

— Слушай: девушки, выступающие в этом стиле, сначала показывают вам исподнее, а уж потом лицо. Танго — танец душевной боли, это связь между танцорами, чувственный союз. А не долбаные шпагаты.

Мы поглядываем на великого тангеро, дрожа от восхищения и негодования, пока он не исчезает в очередном облаке табачного дыма.

Сквозь дым я рассматриваю одухотворенные лица и пытаюсь понять, как же человек превращается из танго-зависимого в неизлечимо больного танго-лихорадкой? Танго-зависимость означает, что вы без ума от танго, как все присутствующие в студии, включая меня. Но когда вы доводите до предела свое безумие, живете фантазией, будто она реальность , это уже лихорадка.

Ну, и что здесь плохого, можете вы спросить. В конце концов, сам Гавито сказал: «Никогда не отказывайся от мечты». Но он не был сорокалетней французской стюардессой, бросившей работу и оборвавшей связи с прошлой жизнью. Карлос Гавито не знал ничего, кроме танго, и терять ему было нечего, а вот брать из танго он мог все. А такие люди, как Джульетта или ученики Сфинкса, отложили свои реальные жизни в обмен на мечту.