Креативы Старого Семёна

Вот и всё.

Зачем я всё это написал? Двадцать лет прошло - а книжку жалко!

Вот что когда-то, сто лет назад, рассказывал мне один киевский любитель.

Он до войны был знаком с Богатырчуком. Как известно, Богатырчук имел с Ботвинником счет +3 =1 -0. Он считал Ботвинника бездарью, и для доказательства этого тезиса рассказывал такую историю.

В 1935 году, в Московском международном турнире, за первое место боролись Ботвинник, Капабланка и Флор. Богатырчук играл с Флором и партию отложил. В перерыве (по регламенту партии доигрывались после двухчасового, что ли, перерыва ) к нему подошёл Капабланка и предложил посмотреть отложенную. Богатырчук расставил позицию. Капабланка посмотрел на неё секунд 10, а потом сказал: "На выигрыш Вам здесь играть опасно, а ничью Вы делаете так : короля сюда, пешки ставите так и так..." - ну и так далее, т.е. показал расстановку фигур. На этом совместный анализ и закончился. Капабланка ушёл, а Богатырчук решил отдохнуть. Не получилось - подошли Ботвинник, Рагозин, ещё какие-то ленинградские мастера:

— Ну что, Фёдор Парфеньевич, выигрываете у Флора?

— Как выигрываю, Капа сказал надо делать ничью!

— Ну что Вы, Капа, Капа! Тут всё форсированно!

И показывают варианты, рассказывал Богатырчук. И тут выиграно, и там. Везде, в общем. Заморочили мне голову. И я так и сыграл, как они советовали. И просчитался - варианты были с дырой. Сижу, мучаюсь. Появляется Капабланка, смотрит на доску, говорит: - Я же Вам сказал, что нельзя на выигрыш играть!

И уходит.

Как вы понимаете, за достоверность истории не отвечаю - но слышал её своими ушами.

В старые времена один молодой мастер блестяще сыграл в чемпионате СССР и вышел в межзональный турнир.

Восторженно отозвался о его игре в своей статье знаменитый Пётр Арсеньевич Романовский. Вот некоторые отрывки:

«У X. можно сказать, еще нет достаточно выраженного cтиля игры. Он не столько стремится в борьбе к чему-то определенному, сколько настойчиво и трудолюбиво ищет в беспрерывно меняющейся на доске обстановке выгодных для себя возможностей»

«Он всегда учитывает особенности положения, творчески подходит к оценке позиции»

«X. очень опасен как в атаке, которую ведет инициативно и смело, так и в защите, где с редким упорством использует каждую возможность для получения контригры. Он любит острые позиции, не прочь рискнуть, но вообще ему нравятся обоюдоострые положения, в которых можно конкретно рассчитывать варианты. Техническая сторона борьбы X. интересует меньше, равно как и стадия концов, где он чаще всего допускает неточности. Характерной для его игры чертой можно считать смелость принимаемых решений»

«Успехи X. – заслуженная награда за его смелость и решительность»

«И все эти его крупнейшие достижения являются результатом не столько стратегической глубины и логически целеустремленного, последовательно проводимого плана, сколько остроумнейшей фантазии, большого психологического оптимизма, отличного расчета, охвата доски остро видящим глазом»

И о ком это? О Тале? О Штейне? О Спасском? Корчном?

Нет. Это – Тигран Вартанович Петросян, чемпионат СССР 1952-го года.

Эту статью я вспомнил вот почему. Когда появляется новый крупный талант, о нём, о его стиле высказываются самые разные мнения. Потом – через годы, десятилетия – в литературе устанавливается некий шаблон. Ласкер – психолог. Смыслов – гармонист. Корчной – защитник. И т.д.

Даже Каспаров в своём капитальном труде повторяет некоторые, на мой взгляд, далёкие от истины штампы.

Рискну высказать свое дилетантское мнение.

Например, Ласкер был, разумеется, и психологом. Но, прежде всего, он просто-напросто значительно лучше своих современников играл в шахматы – в миттельшпиле и эндшпиле он настолько превосходил абсолютное большинство своих соперников, что мог позволить себе роскошь безобразно играть в дебюте, причём в самых ответственных партиях (см., например его матч с Таррашем).

Говоря о позднем Капабланке, ни один автор не додумался до того простого факта, что великий кубинец страдал от гипертонии. Которую тогда и лечить-то как следует не умели. И что волнение во время игры неизбежно приводило к резкому повышению давления, плохому самочувствию и, как следствие, к ошибкам. И что, видимо, именно вследствие болезни Капабланка зачастую уходил от большой борьбы, старался играть проще и спокойнее.

Ботвинник, на мой взгляд, был прекрасным счётчиком. Да, он иногда упускал комбинационные возможности. Но считал он далеко и точно. И этим, не в последнюю очередь, объясняются его крупнейшие успехи.

Нигде я не читал, например, что Корчной в своих матчах с Карповым, особенно в 1978 году, постоянно стремился к сложному практическому эндшпилю, где он Карпова раз за разом переигрывал. А мне это кажется очевидным.

Говоря о том же Петросяне, думаю, что его пресловутая «осторожность» не в последнюю очередь объясняется тем, что Тигран Вартанович мало работал над дебютом. Если за черных ему волей-неволей приходилось тщательно отрабатывать свой репертуар, то белыми он старался лишь получить небольшой перевес и избегать форсированных вариантов, которые соперник мог подготовить дома.

Думаю, что примеры можно множить.

Ещё раз повторю, что всё сказанное – лишь моё дилетантское мнение, не более того.

Саша Большаков (он был немолод, но все его звали Сашей, да и отчества его никто не знал) был техническим работником – выдавал часы, бланки, расставлял шахматы и т.д. Платили ему мало, кажется – 80 рублей. В молодости, я слышал, он учился в Институте Восточных языков, но потом то ли заболел, то ли что-то ещё – и из института ушёл. Был у него 1-й разряд, и иногда он играл в клубных турнирах. Чем он занимался до «Буревестника» – бог весть. Была ли у него семья – тоже никто не знал.

Дни его проходили однообразно – с утра он выходил из дому, выпивал во дворе с мужиками портвейна, или, как он ласково говорил – «красненького», играл с ними по мелочи в секу, очко, иногда в преферанс. Карты он любил, был у него свой жаргон, какие-то словечки запомнились – «расшворивать мастину», «душистые козырлики». К шести вечера он приезжал на работу. Хотя начальства – Тамару Павловну, Журавлёва он боялся, но выпивал в рабочее время при первой возможности. Если попадался, смиренно выслушивал нотации и угрозы уволить. Был он совершенно беззлобным человеком и относились к нему хорошо.

Потом у него случился удар. Саша долго, несколько месяцев, болел, потом вышел на работу. Я подошел, спросил о здоровье. «Да всё ничего, вчера у врача был, он говорит – неплохо. Да только я самое главное у него забыл спросить. Красненькое мне уже можно?»