Майк Барнс - КАПИТАН БИФХАРТ: БИОГРАФИЯ

"Run Paint Run Run" размножает зародыш идеи из "Drink Paint Run Run", песни из сеансов записи 1971 г. для альбома The Spotlight Kid, хотя частичное семантическое совпадение — это, пожалуй, единственное, что у них общего. Как в ритмическом отношении, так и в смысле своего одноаккордного грува, эта песня не так уж далеко ушла от "Nowadays A Woman's Gotta Hit A Man" с Clear Spot. Тромбон Брюса Фаулера следует за гитарами, после чего срывается с цепи и тающей тенью улетает вдаль. На фоне его непреодолимого порыва Ван Влит декламирует историю краски как средства чувственного самовыражения, бегущей, куда она хочет, и художника, рисующего весь день до заката — при этом он подстёгивается группой, распевающей заглавие песни. После этого он выдаёт центральную строчку: «У тебя горячая краска и тебе весело». Когда песню прослушивали в студии, один динамик в какой-то колонке был неисправен и хрипел. Ван Влит настоял, чтобы звук этого динамика был записан и смикширован в песню — правда, он едва слышен.

Главная гитарная линия на "Sue Egypt" была взята из версии "Pompadour Swamp", которая исполнялась на концертах турне 1973 года. Слайд-гитара летает по всей гамме, поддерживаемая прелестным синтезаторным басом и украшенная порывами мелотронной флейты. Музыка подходит поэтическому тексту, как перчатка руке. Полуспетая-полупрочитанная вокальная линия косвенно намекает на тех, кто использовал Ван Влита в качестве «влияния» или нанёс ему тот или иной ущерб; это люди, которые, по его выражению, «ездят на моих костях». Или, говоря попросту, наёбывают его. Переработка старой заготовки даёт такой ослепительный эффект, что песня звучит совершенно непохоже ни на что, записанное Волшебным Ансамблем до или после этого.

Мелотронный фрагмент, клином загнанный в середину песни, был сочинён Ван Влитом спонтанно дома у Фельдмана. К счастью, у хозяина под рукой оказался кассетный магнитофон, на котором и был запечатлён этот момент: «Помню, что у моего соседа была кошка, и когда Дон начал играть на органе, она повела себя очень странно — начала дико танцевать по комнате. Так что мы долгое время называли этот кусок «музыкой, которая свела с ума кошку». Я просто записал на ноты то, что он сыграл — точно как мог — а на записи использовал меллотрон, который звучал гораздо мрачнее.»

"Dirty Blue Gene" — это ещё один пример материала, выпущенного в свет после многих метаморфоз. В процессе своей тринадцатилетней трансмутации эта песня превратилась из хорошего названия (которое явно нравилось Ван Влиту) сначала в инструментальную пьесу, записанную в 1967-м, потом в совершенно другую музыку со стихами (в 1971-м), а потом в уже более похожую на эту версию с сеансов записи Clear Spot (1972). После нескольких незначительных изменений она стала громовой песней на Doc At The Radar Station. Начиная с нового запутанного вступления гитары и барабанов, группа пустилась в хитрое стартстопное творчество, быстро и яростно — и даже выпукло — гитарные линии взрывались новыми цветами по всей поверхности, а Френч орал текст позади экстатического вокала Ван Влита. Чарлз Шаар Мюррей высказал такое мнение: «Такая вещь, как вступление к "Dirty Blue Gene" в буквальном смысле не могла быть произведением кого-то ещё.» [322] New Musical Express. 4 сентября 1982.

Из записей 1971 г. произошла и такая вещь, как "Best Batch Yet". И опять, заново аранжированная версия прожигает дыры в первоначальном грубом наброске. Роберт Уильямс утверждает, что его «отпечатки пальцев» остались на барабанной партии, и он, действительно, на высоте: одновременно жестокий, утончённый и (добавим ещё один парадокс к описанию его стиля) постоянно движущийся фундамент. В качестве интересной подробности: Гэри Лукас играет здесь восьминотную линию валторны, которую Ван Влит насвистел ему по телефону. Запутанные ритмические оттенки обретают плоть в гитарах Френча и Теппера, упивающихся своими великолепными ходами.

Эта песня является хорошим примером того, как Ван Влит добивался реализации своих песен сразу на нескольких разных уровнях. Его тексты вполне типично богаты образами и загадочны. Подробное объяснение их смысла он дал Лестеру Бэнгсу в журнале Voice. А именно: «Вообще-то я боялся петь на этой вещи. Мне очень нравилась музыка, она была идеальна без меня. И я сочинил такие слова — понимаете, это просто дешёвые картонные конструкции из шариков поддельного жемчуга, подвешенных в разных местах, и благодаря всеподавляющей технике они выглядят как настоящий жемчуг. «Мы не должны страдать, мы — до сих пор лучшая партия» — вот что они говорили друг другу. Я. ээ. аа. как это вы говорите. это не шизофрения, но это то, что западные люди думают о восточных людях — понимаете, в некоторых случаях им кажется, что люди, мыслящие многогранно, сумасшедшие, но есть множество способов интерпретации одного и того же. Я имею в виду их всех. Не могу сказать, что не знаю, что означают мои стихи, но могу сказать, что — да, я знаю, что они значат, но если назвать это, поток остановится.» [323] Voice. 1–7 октября 1980.

Если бы его спросили об этом в другой день, смысл, несомненно, был бы совсем другим. Но тогда что означает дерево? Или узоры льда в структуре снежинки? Или солнце, с которым он сравнивал свою музыку около десяти лет назад? Конечно, «картон» в качестве объединяющей темы выглядит совершенно не рок-н-ролльно, однако он навёл Ван Влита на мысль проинструктировать Уильямса во время исполнения песни играть по-кошачьи — одна из том-томных партий должна была приближаться к звуку «кошки, пытающейся вылезти из картонной коробки».

Как если бы всех этих перекрёстных ссылок было недостаточно, Ван Влит, во время исполнения песни в студии, решил окончательно свести музыкантов с ума при помощи провокационных интеллектуальных игр. Поначалу его стратегия казалась скорее извращённой, чем алхимической, но в случае "Best Batch Yet" психологическая «лепка» участников группы дала недостающий ингредиент: агрессию. Продолжает Фельдман: «Все мы играли её пронзительно, смело, и нам так нравилось. Дон сидел в аппаратной будке, где была кнопка громкой связи. Он говорит: «Подождите минутку», выходит и говорит: «Мне нужно кое-что изменить», а потом даёт барабанщику указание, чтобы он играл так, как будто одна его нога привязана к спине. Потом говорит что-то вроде: «Хорошо, теперь всё, что вы делаете, сыграйте вверх ногами.» Все старались это сделать — о таких вещах с ним не поспоришь — и слышали только то, что всё разваливается.

«Мы занимались этим примерно 15 минут — пытались делать так, как он говорит. И тут мы начали наливаться адреналином и злостью. Я был не одинок — у всех внутри кипело, но никто ничего не говорил. Потом он говорит: «Ну хорошо, теперь сыграйте так, как играли раньше.» Так что он в полном смысле манипулировал нами. Мы играли слишком плавно, недостаточно угловато, и он решил, что для достижения своей цели нас нужно вывести из себя, разозлить. И тогда мы начали по новой, и играли так, как будто уже сто лет не играли эту вещь.»