Салли Смит - Королева

Сестры продолжали ежедневно созваниваться, и из зарубежных поездок Маргарет всегда первым делом звонила Елизавете II (36). В Балморале принцесса “чувствовала себя бедной родственницей, – утверждает один из придворных. – Королева ее жалела” (37). “Иногда Маргарет становилось очень одиноко” (38), – говорит ее давняя подруга Джейн Рейн. “Кроме Тони и Родди, никто не дарил ей счастья, – считает один из близких знакомых принцессы. – На званых обедах она часто намекала, чтобы я отвез ее домой. Приглашала меня зайти и делилась наболевшим под рюмку горячительного” (39).

В конце февраля 1998 года шестидесятисемилетняя Маргарет перенесла легкий инсульт. От удара она оправилась, хотя с тех пор стала быстро уставать и проявляла признаки рассеянности. Почти год спустя она обварила кипятком ногу, принимая ванну у себя на Мюстике. Королева организовала для нее перелет на “конкорде” в Англию, где ее положили в больницу короля Эдуарда VII. После этого принцесса стала ходить с трудом и часто усаживалась в кресло-каталку. Были и другие свидетельства угасания. С начала 1980-х (40) Маргарет увлеченно переписывалась с Нэнси Рейган, однако в 1999 году от ее имени стала писать фрейлина Аннабель Уайтхед.

Уже в мае 1999 года (41) королева сомневалась, сможет ли ее слабеющая сестра присутствовать на предстоящей свадьбе принца Эдварда и тридцатичетырехлетней Софии Рис-Джонс, деловой представительнице среднего класса, внешне чем-то напоминающей Диану. Дочь торговца автозапчастями и домохозяйки, София выросла в небольшом кентском городке и училась в колледже Пембери, престижной школе для девочек. Сменив ряд должностей, связанных с пиаром, в 1996 году она открыла собственную фирму. С Эдвардом София познакомилась в 1993-м, когда рекламировала благотворительный теннисный турнир, и в январе 1999 года, через пять лет ухаживаний, они объявили о помолвке.

После позора с “Королевским нокаутом” Эдвард добился умеренных успехов на ниве кинопроизводства, снимая, в частности, документальные фильмы о замках с привидениями в Уэльсе, о своем двоюродном деде герцоге Виндзорском и восстановлении Виндзорской резиденции. Поскольку из всех королевских детей тридцатипятилетний Эдвард женился последним, слухи о его сексуальной ориентации ходили настолько упорные, что Софии пришлось публично опровергнуть все подозрения. “Я бы с радостью прокричала с любой крыши, что это неправда. Позволила бы людям убедиться самим, но это невозможно” (42).

В отличие от свадеб других королевских отпрысков, состоявшееся 19 июня в виндзорской часовне Святого Георгия бракосочетание Эдварда и Софии, по максимуму организованное их собственными силами (43), было относительно скромным. Королева даровала им титулы графа и графини Уэссекских и предоставила в качестве резиденции викторианский особняк в пятьдесят шесть комнат под названием Бэгшот-Парк в Суррее, который тут же назвали слишком роскошным для второстепенных членов королевской семьи. Они не оставили работу, намереваясь совмещать ее с протокольными обязанностями, и в профессиональных кругах получили известность как Эдвард и София Уэссекские.

В декабре Елизавета II лишилась одного из самых дорогих ей людей, когда в возрасте восьмидесяти шести лет скончался Мартин Чартерис. В начале месяца у него диагностировали запущенную стадию рака печени и немедленно положили в больницу короля Эдуарда VII. Королева навестила его там и пробыла в течение часа. “Они сразу же принялись обсуждать злободневные вопросы, – вспоминает Гай Чартерис. – Говорили обо всем. Первый раз видела, чтобы они так беседовали вдвоем” (44). Елизавета II не проронила ни слова сочувствия по поводу плачевного состояния своего заслуженного советника. “Она знала, что это бессмысленно, – свидетельствует вдова Чартериса, – и что Мартин предпочел бы побеседовать на привычные для них рабочие темы”.

На празднование кануна миллениума 31 декабря 1999 года Блэры пригласили королеву и принца Филиппа вместе с Анной и ее мужем в огромный Купол тысячелетия в Гринвиче. Строительство этого выставочного центра, воплощающего неолейбористский образ “могучей Британии”, постоянно омрачалось превышениями сметы и сбоями графика. Тони Блэр обещал в ночь открытия ни больше ни меньше как “величайшее шоу на свете” (46). Полет воздушных гимнастов под высоченным куполом сменился концертом, а затем, незадолго до полуночи, архиепископ Кентерберийский прочитал молитву.

По свидетельству Алистера Кэмпбелла, Елизавета II “по крайней мере, выдавила улыбку”, тогда как остальные “откровенно злились” (47). Анна, в частности, “застыла с каменным лицом”. Не способствовало веселью и отсутствие отопления, заставившее королеву, как и тысячи других приглашенных, кутаться в пальто. “Было видно, что они бы предпочли сидеть сейчас под пледами в Балморале” (48), – вспоминает Кэмпбелл. С двенадцатым ударом часов все должны были, взявшись за руки, спеть “Старое доброе время”. Королева, неподвижно глядя прямо перед собой, вяло сцепила пальцы с Блэром и Филиппом, который запечатлел на ее щеке редкий для публичных появлений поцелуй. Даже Блэр назвал этот “трогательный” момент ужасным (49).

Неудачный новогодний вечер не испортил отношений королевы с Блэром, которые складывались вполне успешно. Ее величество председательствовала на открытии шотландского парламента и присутствовала на учреждении Национальной ассамблеи Уэльса, знаменующих главные вехи неолейбористской программы по делегированию законодательной власти британского парламента после десятилетий давления со стороны националистов. “Королеве принадлежала ключевая роль в делегировании полномочий, – утверждает Саймон Льюис. – Поэтому важно было сделать ее присутствие заметным. Народ должен знать, что она принимает непосредственное участие в переменах” (50). В своей речи ее величество подчеркнула, что политикам не следует забывать: “Королевство по-прежнему остается единым <���…> Его части лишь фрагменты целого, и благодаря единству мы представляем собой нечто большее, чем просто сумма частей” (51).