Салли Смит - Королева

Королевский конный завод в Сандрингеме (44) представляет собой живописный комплекс XIX века из красного кирпича и местного коричневого песчаника с дымоходами и круглыми крышами. Кобылы содержатся в просторных денниках, в которых не тесно будет и с новорожденными жеребятами, однако самые роскошные условия у жеребцов: еще более просторные боксы с кафельными стенами, тридцатисантиметровым слоем опилок на полу, инфракрасными лампами для обогрева и сушки, высокими окнами и двускатной деревянной кровлей, крытой сверху тростником. Для жеребцов предназначены четыре паддока по два акра каждый, огороженные кирпичными стенками и живой изгородью, за которыми зеленеют сады с фонтанами.

Главное здание конного завода, где и происходит разведение, – случной манеж, огромное сооружение с песчаным полом. Специалисты по племенной работе и скачкам дают рекомендации, однако, в отличие от своих официальных обязанностей, где она вынуждена прислушиваться к другим, здесь Елизавета II часто проявляет инициативу, руководствуясь собственными наблюдениями и знанием кровей. Она сама видит, какие лошади более выносливы, какие берут скоростью, каким присуща такая важная черта, как храбрость. У королевы точный глаз на лошадиные стати – как отмечал Генри Порчестер, она с ходу определяет “хорошие плечи, короткие берцовые кости, хорошее копыто, плоское копыто, саблистые или прямые скакательные суставы, хороший круп, глаза или правильно вылепленную голову” (45). Именно она заметила, когда на конюшне перепутали двух однолеток, Дутелля и Эгримента, которых она прежде видела лишь жеребятами. “Она много читает и великолепно ориентируется, – говорит Майкл Освальд. – Если хотите обсудить каталог выставленных на продажу, нужно подготовиться как следует, потому что родословную каждой лошади она перечислит вам до четвертого колена” (46). Окончательное решение “всегда остается за королевой” (47), – писал Артур Фицджеральд в официальной истории королевских конюшен.

Освальд в шутку называет Сандрингемский конный завод “Центром планирования семьи и брачным агентством для лошадей” (48). Однако сам процесс случки призового скакуна стоимостью в несколько миллионов долларов с одной из королевских племенных кобыл – не для слабонервных. Это серьезнейшее испытание, требующее направить в нужное русло страсть двух мощных возбужденных животных весом почти в тонну каждое. Елизавета II в этой своей ипостаси обычной деревенской жительницы наблюдала бурю страстей на случках чистокровок не один раз. Сдержанная и рафинированная в обычной жизни, королева обычно вставала в углу манежа рядом с грумами и управляющим, пока специалисты по безопасности не потребовали соорудить для нее специальную смотровую трибуну. “Она спокойно относится к естественным процессам, – говорит Майкл Освальд, – и не устраивает ажиотажа” (49).

Стремительный, неистовый и потенциально опасный акт случки начинается, когда в манеж вводят пришедшую в охоту кобылу. На задние ноги надевают тяжелые кожаные “сапоги”, чтобы она не лягнула жеребца, а шею и холку закрывает толстая кожаная “фальшивая грива”, защищающая лошадь от нередких во время страсти укусов.

Сперва кобылу заводят в специальный денник с обитыми мягким материалом стенами и большим окном наружу, где она заигрывает с жеребцом-“пробником”, и, когда достигнет достаточного возбуждения (безошибочным признаком которого служит “мерцание” вульвы), ветеринар с помощью пальпации и ультразвука определяет, близка ли овуляция. Если да, кобылу возвращают в случной манеж и ставят в углубление посередине. Один из грумов держит ее под уздцы, второй фиксирует с помощью “закрутки” – шеста с петлей на конце, которая закручивается вокруг верхней губы. Еще четверо требуются, чтобы удержать разгоряченного жеребца, который, покрывая кобылу, упирается, фыркает, ржет и встает на дыбы. Направить его дикую энергию в нужное русло помогает конюх, стоящий у хвоста кобылы.

После того как ультразвуковой анализ подтвердит оплодотворение, королева будет следить за вынашиванием, которое длится одиннадцать месяцев. Иногда она присутствует и на выжеребке, обычно случающейся ночью. Как правило, ее величеству отсылают фотографию жеребенка, кличку для которого она иногда придумывает еще до появления малыша на свет. За ростом и развитием новорожденных королева следит до самого отлучения от кобылы и перевозки в годовалом возрасте в Поулхэмптон.

Во время одного из своих визитов в Поулхэмптон Елизавета II вместе с Генри Порчестером, конюхом Шоном Норрисом, тренером Иэном Болдингом и его женой Эммой вышла в леваду посмотреть поближе на шестерых жеребят, которых как раз должны были объезжать. Внезапно жеребята пустились вскачь по кругу (50), то взбрыкивая, то поднимаясь на дыбы. Стоять на месте остались только Болдинг и королева, остальные трое гостей кинулись со всех ног к выходу. Елизавета II и тренер знали, что нужно застыть столбом, тогда молодняк не тронет их и постепенно успокоится.

“Да, было страшно” (51), – признавалась королева после. “Она и бровью не повела”, – утверждает Болдинг, ставший свидетелем этого примера несгибаемого мужества, одной из определяющих черт характера королевы. “В момент стресса она успокаивается, не позволяя себе поддаться всплеску адреналина и паниковать” (52), – говорит Монти Робертс, подружившийся с ее величеством калифорнийский конный тренер, владеющий, по слухам, “лошадиным словом”.

Подготовка однолеток к скачкам требует от королевы почти такого же пристального внимания, как и разведение. Как заметил Генри Порчестер, “общаться с ней – это почти как общаться с тренером” (53), настолько хорошо она разбирается в деле. “ Будь она обычным человеком, наверное, тренировала бы лошадей, – считает Иэн Болдинг. – Ей очень нравится процесс” (54). Королева всегда распределяла своих скакунов между несколькими тренерами – прежде всего из желания наблюдать разные подходы. “Тренер может с одной лошадью сработаться лучше, с другой хуже, – утверждает Освальд. – Это примерно как выбирать школу для ребенка” (55). Елизавета II может часами стоять у окутанного рассветным туманом тренировочного трека в своем платке, твидовом пальто и резиновых сапогах, не сводя бинокля с лошадей, галопирующих по холмистой равнине. “Она следит за движениями коня, за выбросом ног, – комментирует Иэн Болдинг. – За манерой бега” (56).

Повторно королева навещает (57) своих лошадей в денниках вечером, когда можно не спеша осмотреть их по одному, угощая морковкой или пучком клевера, и ласково похлопать по холке, беседуя с грумами. Она знает всех грумов и персонал, с уважением относясь к их опыту и знаниям. Конноспортивный мир – одна из немногих областей, где стираются границы и где королева может общаться со всеми на равных. Дела и тревоги конников заботят ее не меньше, чем дела их четвероногих подопечных.