Салли Смит - Королева

Роднившую ее с сыном резкость высказываний усугубляла глухота. “А я думала, вы что-то интересное говорите” (32), – заявила Алиса помощнику личного секретаря королевы Эдварду Форду, когда за обедом он несколько раз повторил действительно банальный вопрос про цирк. Анна соглашалась, что Алису трудно назвать “доброй уютной бабушкой” (33), а Чарльз признавался, что поначалу она его очень пугала. Однако вскоре она покорила их детскими воспоминаниями о королеве Виктории и интересными теоретическими рассуждениями – например, о необходимости раскладывать все в голове “по отсекам” (34).

Когда она переехала в свои покои – две комнаты на втором этаже справа от парадного балкона по фасаду Букингемского дворца, – Эндрю и Эдвард часто наведывались к ней сыграть в халма (35) – разновидность китайских шашек. Частым гостем была и королева, которая отлично общалась со своей свекровью и даже смотрела вместе с престарелой принцессой смену караула из окна (36). Филипп, при всей сыновней преданности, ладил с матерью хуже – “они не ссорились, но у них случались, скажем так, некоторые разногласия, – объясняла Анна Хьюго Викерсу. – После этого отец уходил по коридору, ворча себе под нос, и она у себя в комнате тоже ворчала” (37).

Доживая остаток своих дней во дворце, Алиса не показывалась на публике и не появилась даже в беспрецедентном медиапроекте с участием королевской семьи – документальном фильме, демонстрирующем Елизавету II и ее родных за работой и во время досуга. Фильм был плодом коллективного труда принца Филиппа, успешного кинопродюсера Джона Брейберна, Дики Маунтбеттена и нового пресс-секретаря королевы, Уильяма Хеселтайна, который сменил ушедшего в 1968 году в отставку коммандера сэра Ричарда Колвилла, назначенного ответственным за связи с прессой еще королем Георгом VI в 1947 году. В 1965 году королева в благодарность за долгую службу произвела Колвилла в рыцари.

Более двух десятилетий он, как Цербер, охранял подступы ко двору. “Мы не пресс-агенты королевской семьи, – говорил он в 1949 году. – Мы здесь для того, чтобы вовремя перекрыть журналистам ходы” (39). Вести из жизни августейших особ он скармливал в микроскопических дозах двум придворным корреспондентам из главного британского новостного агентства Press Assosciation, имевшим собственный кабинет в Букингемском дворце, а также организовывал съемку немых видеорепортажей с появлений королевы на публике в Британии и за границей.

Однако к 1960-м сложилось мнение, что королева отдаляется от подданных, которые начинают воспринимать ее и ее семью как скучный пережиток, интересоваться, чем именно она занимается и, что еще опаснее, отрабатывает ли она выделяемые на монархию бюджетные средства. Филипп, единственный из всей семьи, считал телевидение эффективным средством взаимодействия с общественностью. После документального фильма 1957 года, снятого в путешествии по странам Содружества, он вел десятилетие спустя (40) еще одну программу о Галапагосских островах, а также первым дал в 1961 году телевизионное интервью.

Единомышленника Филипп нашел в Уильяме Хеселтайне, разбитном австралийце с современными взглядами (мало похожем на традиционно служивших при дворе застегнутых на все пуговицы аристократов). “Я рассуждал совсем иначе, – вспоминает Хеселтайн. – Мне казалось, что стратегия разделения частной и публичной жизни зашла, пожалуй, слишком далеко” и что королева с семьей стали “восприниматься слишком однобоко” (41). Его идея, поддержанная Филиппом и остальными, состояла в том, чтобы показать королеву за упорной работой в самой разной обстановке, передать “неустанность” ее труда и приподнять завесу над ее личной жизнью в роли жены и матери, “пустив” зрителей в прежде не виданные ими покои. Фильм планировалось показать непосредственно перед провозглашением Чарльза принцем Уэльским в июле 1969 года, представив принца как символ нового поколения монархии.

В первую очередь создатели фильма хотели показать живого человека, скрывающегося под холодной маской восседающего на троне монарха, а также вывести на первый план здоровый образ полноценной семьи. “По-моему, в корне неправильно делать упор на отстраненность и величественность, – говорил Филипп. – Если народ увидит в правителе – в любом правителе – человека, личность, мне кажется, ему гораздо легче будет принять соответствующую систему правления и почувствовать себя частью этой системы” (42).

Елизавета II сперва отнеслась к перспективе съемок прохладно, не желая впускать во дворец любопытные камеры. Однако затем, выслушав своего давнего друга Джона Брейберна, королева уступила: “Хорошо, давайте, а потом посмотрим, что получится” (43). В качестве режиссера Брейберн привел Ричарда Костона с BBC, а Филипп курировал консультативную комиссию, собранную из сотрудников BBC и конкурирующей Ай-ти-ви, обговаривая все с Хеселтайном и его командой. Елизавета II, по мнению Гай Чартерис, согласилась, поскольку “привыкла подчиняться необходимости” (44). Название для фильма придумали незамысловатое – “Королевская семья” (“Royal Family”).

Съемки начались 8 июня 1968-го и длились около года. Семьдесят пять с лишним дней за королевой пристально следила съемочная группа с камерами и софитами, перемещаясь вслед за ней по всему миру. Итогом стали сорок три часа отснятого на ста семидесяти двух площадках материала, из которых после монтажа осталось сто десять минут. Поначалу королева держалась скованно, затем Костону удалось расположить ее, и она уже почти не замечала его присутствия, даже когда камера оказывалась совсем близко. “Она вдруг обнаружила, что съемки – это не так страшно” (45), – вспоминает Джон Брейберн. Режиссера Елизавета II звала просто по фамилии и приглашала обсудить за обедом освещение и угол съемки. “Нельзя ли убрать здесь тень? – интересовалась она, переходя на киношную терминологию. – Иначе посол получится в контражуре, так не годится” (46). Однако показывать рабочий материал Костон отказался, мотивируя тем, что королева может засмущаться.

Новизна фильма состояла в противопоставлении личного и общественного, он рисовал образ королевы как работающей матери, сидящей за письменным столом в деловом, но при этом довольно уютном кабинете. Зрителям представлялся уникальный случай увидеть непритязательную простоту Королевского поезда, дышащие уютом загородного дома салоны “Британии” и частные покои Виндзорского замка и Букингемского дворца.