Салли Смит - Королева

В друзья и подруги Елизаветы II попадали представители многочисленной плеяды родственников по материнской линии – это и Мэри Колман, и Джин Элфинстоун-Уиллс, и кузина королевы Маргарет Роудз, Маунтбеттены – Патриция Брейберн и Памела Хикс, а еще Генри “Порчи” Карнарвон, Хью Графтон и Руперт Невилл, которые знали королеву с военных времен, проведенных в Виндзорском замке. Сюда же относились и увлекающиеся охотой и спортом друзья семьи – графы Эрли и Вестморланд, а также сэр Эрик и Пруденс Пенн, связанные с королевой в разных плоскостях. Пруденс дружила с Елизаветой II с подростковых лет, а ее муж более двадцати лет служил при дворе, организовывая торжественные события. Его дядя и фактический опекун Артур Пенн, один из самых близких друзей и советников королевы-матери, пестовал Елизавету II еще в детстве, в шутку называя ее “Полковник” (40).

“Снобизм ей совершенно не присущ, – уверяет Патриция Брейберн. – Она одинаково учтиво общается что с герцогами, что с дворецкими, что с горничными” (41). Точно так же, пожалуй, можно охарактеризовать ее отношение к американцам. Из ее близкого окружения немало ниточек тянется к бывшей британской колонии. Супруга Дэвида Эрли, Вирджиния, – дочь Джона Барри Райана и его жены Нин, которые занимали высокое положение в Нью-Йорке и Ньюпорте. Мать Порчи, Кэтрин Венделл, тоже была из Нью-Йорка, а его жена Джин, Уоллоп в девичестве, выросла в Вайоминге. Ее дед по отцовской линии, 8-й граф Портсмутский, поселился в Соединенных Штатах и женился на дочери кентуккийского судьи. Двоюродная сестра Джин – подруга детства королевы, Микки Невилл, – дочь американки и 9-го графа Портсмутского.

Приехав в Англию в 1955 году, Джин Уоллоп познакомилась с королевой в лондонском доме друзей своей кузины, Гэвина Астора, 2-го барона Астора Хиверского, и его жены Айрин. “Я чуть не умерла от страха, – вспоминает Джин. – Очень боялась встречи с королевой. Однако очень скоро я освоилась” (42). Елизавета II с самого начала поразила Уоллоп “невероятной уравновешенностью. С ней трудно сблизиться, но ожидание того стоит. Дружба складывается постепенно, и, чтобы узнать королеву, нужно очень много времени”.

В эти “домашние” моменты рядом с Елизаветой II чаще всего находился Филипп. Приближающийся в конце 1960-х к своему пятидесятилетию, консорт вел чрезвычайно насыщенную жизнь, посещая отдельно от королевы в среднем около трехсот семидесяти официальных мероприятий в год, в том числе и за рубежом. На публике он по-прежнему высказывался резко, даже резче прежнего. “Вас донимают москиты, нас – журналисты” (47), – обронил он в разговоре с главной медицинской сестрой Карибской больницы в 1966 году, возмутив этой репликой королевских корреспондентов, которых пришлось затем умасливать извинениями. Но и это его не утихомирило, судя по высказанному на выступлении в Эдинбургском университете: “Я получаю по зубам за свои слова” (48). В интервью шотландскому журналисту Филипп объяснил, что “монархия дееспособна только потому, что кто-то время от времени принимает огонь на себя <���…> Если сидеть сложа руки и не высовываться – вдруг раскритикуют, – так и проживешь бесполезным овощем. Нужно отстаивать свои убеждения” (49). Именно это сделал Филипп в поездке по Северной Америке осенью 1969 года – и газеты запестрели негодующими заголовками. Сперва он заявил делегации в Оттаве: “Ответ на этот вопрос о монархии предельно прост. Если народу она не нужна, значит, требуются перемены. Но давайте расстанемся друзьями, без ссор. Монархия существует не ради собственной выгоды, а ради блага страны. Мы не развлекаться сюда приезжаем. Развлечения можно найти и более интересные” (50). Возмутив канадских подданных ее величества, Филипп перебрался в Соединенные Штаты, где устроил еще больший переполох.

В отличие от королевы, которая не наведывалась в Америку уже десять лет, Филипп совершил за это время несколько визитов, налаживая торговые связи между двумя странами и агитируя за свои общественно значимые начинания. Во время десятидневного пребывания в 1966 году он даже успел на спор прыгнуть в плавательный бассейн (51) на приеме в Майами-Бич, получив взамен пожертвование в сто тысяч долларов для благотворительного “Верайети клуба”. Три года спустя (52), 4 ноября, президент Никсон организовал для герцога холостяцкий ужин, на котором собрались сто пять приглашенных из администрации президента и конгресса, военного и судебного ведомства, а также из числа ведущих представителей бизнеса, связи и науки.

Совершенно случайно в тот же вечер в Белом доме оказалась Барбара Уолтерс, ведущая передачи “Today” (“Сегодня”) на NBC, которая снимала интервью с дочерью Никсона Трисией. Увидев президента, Уолтерс пожурила его за то, что он не пригласил на мероприятие с Филиппом ни одной женщины. Президент попытался исправить дело, предложив уговорить герцога выступить в ее передаче. “Я и не подозревала, что президент Соединенных Штатов может выступать в роли антрепренера” (53), – вспоминает Уолтерс.

На следующее утро Филипп появился в эфире и на вопрос Уолтерс “Может ли королева Елизавета когда-нибудь отречься в пользу принца Чарльза?” ответил: “Кто знает? Не исключено” (54). Эта мимолетная ремарка спровоцировала огромную шумиху в британской прессе и выступления в поддержку королевы на улицах. Дворцу пришлось официально заверить граждан, что ее величество не собирается покидать трон. Уолтерс затем прислала Филиппу письмо с извинениями за переполох, а он в ответ поблагодарил ее за неожиданную возможность “вызвать такую впечатляющую демонстрацию признательности и поддержки <���…> особенно в наше время, когда большинство демонстраций проникнуты лишь негодованием и злобой” (55). Никсону он сообщил, что Уолтерс показалась ему “весьма очаровательной и эрудированной” (56).