Салли Смит - Королева

Еще больший резонанс вызвало замечание Филиппа, высказанное в следующее воскресенье на передаче NBC “Meet the Press” (“Встреча с прессой”), которую журнал “Time” анонсировал как “словесную дуэль между герцогом Эдинбургским и его мирным противником, “четвертой властью” (57). На вопрос, как королевская семья справляется с инфляцией, Филипп ответил: “В будущем году мы окажемся в минусе. И если положение не исправится, не знаю, может быть, переберемся в домик поменьше. Одну яхточку и так уже пришлось продать, а меня, наверное, заставят бросить поло” (58). В шутке Филиппа имелась доля правды, и ироничный тон портил впечатление. Вопрос был нешуточный. Инфляция подрывала экономику Британии, сказываясь и на королевском бюджете. С 1953 года потребительские цены выросли на 74% (59), а жалованье служащих при дворе, традиционно более низкое, чем в частной сфере, поднялось на 167%.

В цивильном листе, главном источнике средств, выделяемых правительством на представительские расходы королевы, значилась закрепленная после воцарения Елизаветы II сумма в четыреста семьдесят пять тысяч фунтов в год, вполне достаточная поначалу и даже позволяющая откладывать излишки на черный день. Однако, когда в 1962 году инфляция начала набирать обороты, расходы стали превышать доходы, и дефицит покрывался за счет накоплений. К моменту выступления Филиппа на NBC перед королевой уже маячила перспектива финансировать цивильный лист из других источников. Неплохой денежный приток обеспечивало герцогство Ланкастерское – не облагаемый налогом портфель инвестиций и недвижимости, используемый в государственных и частных нуждах, – а также частные доходы (тоже свободные от налогов) неустановленного объема, позволяющие содержать Балморал, Сандрингем, конноспортивные предприятия и покрывать ряд личных издержек.

Другие расходы монархии субсидировались за счет грантов от правительственных департаментов, отвечающих за содержание королевских дворцов, транспорт и безопасность. Цивильный лист тем не менее служил громоотводом для недовольных лейбористов, протестующих против финансирования богатой королевской семьи – помимо самой королевы включавшей ее супруга, мать, сестру, дочь и прочих родственников, исполнявших свою часть протокольных обязанностей. (У Чарльза, как у герцога Корнуолльского и принца Уэльского, имелся собственный доход от обширных земель герцогства Корнуолльского, существующего со Средних веков.) Недовольные забывали, однако, что цивильный лист обеспечивался имуществом короны, и на королевскую семью приходилась лишь малая толика от внушительного массива доходов с этой собственности, уже более двух десятилетий отчислявшихся в государственную казну.

Филипп своей репликой взбаламутил воду – причем как раз когда королева официально попросила увеличить содержание по цивильному листу. В парламенте разгорелись жаркие дебаты с призывами провести тщательную проверку королевских финансов. Брошенное походя замечание Филиппа ужаснуло даже Гарольда Вильсона, и 11 ноября 1969 года он объявил о создании специальной комиссии, которая проведет исследование и даст рекомендации парламенту.

25 февраля 1970 года Национальная портретная галерея представила публике новый образ королевы, созданный Аннигони на рубеже десятилетий. Это впечатляющая работа, удивительная и необычная, совершенно лишенная лоска и прикрас, свойственных первому портрету его же кисти. На этот раз королева стоит в красной мантии ордена Британской империи, без украшений и снова без короны, на фоне пустого вечернего неба, сливающегося с низким ровным горизонтом. Ее величество изображена в полный рост, и пустота фона подчеркивает одиночество, с которым она несет бремя своих обязанностей. Выражение лица сурово, но во взгляде читается легкая печаль. В неспокойные для страны времена королева взирала с холста уверенно и обнадеживающе.

Королевская семья на балконе Букингемского дворца после свадьбы принцессы Анны и капитана Марка Филлипса. Ноябрь 1973 года. Mirrorpix

В июне 1970 года Гарольд Вильсон объявил всеобщие выборы, предполагая, что сможет обеспечить лейбористское большинство в парламенте. Однако он просчитался в опросах общественного мнения и недооценил недовольство инфляцией и ростом безработицы. Консерваторы одержали убедительную победу с неожиданным перевесом. Девятнадцатого числа в Букингемский дворец отправился целовать руки пятидесятитрехлетний Эдвард Хит – первый премьер-тори, избранный партией, а не назначенный королевой.

Тем же вечером Елизавета II давала в Виндзорском замке большой бал в честь семидесятилетия сразу нескольких юбиляров – королевы-матери, Дики Маунтбеттена, своего дяди Гарри (герцога Глостерского) и Генри Сомерсета, 10-го герцога Бофорта, который с самого начала царствования Елизаветы II служил у нее шталмейстером.

Оформлением бала занимался Патрик Планкет (1) – замок был залит светом прожекторов, а стены готического вестибюля украшали фуксии в горшках. Многие из гостей праздновали победу тори. “Мы настраивались еще пять лет мириться с Вильсоном и его недотепами, – писал Сесил Битон, – однако все вдруг разительно изменилось” (2). Новоиспеченного премьера-триумфатора встречали ликующими возгласами. “Мне говорили, что он покраснел до корней волос” (3), – вспоминает Битон.

Тем не менее Хит, даром что абсолютный ровесник Вильсона, тяжело сходился с королевой, которая была младше его на десять лет. Как и его предшественник-лейборист, он имел довольно скромное происхождение, с отличием окончил грамматическую школу и получил диплом Оксфорда. Провинциальность скрадывал светский лоск знатока классической музыки и яхтсмена, хотя в беседах с Елизаветой II ни та ни другая область не помогали. Убежденный холостяк, которого Филипп Зиглер, официальный биограф Хита, назвал “монахом” (4), был в лучшем случае равнодушен к женщинам, а в худшем – презирал их.

Шестой премьер-министр королевы слыл человеком резким, даже грубым. Вильсон характеризовал его как “холодного и бесчувственного” (5). Ему не хватало вильсоновского добродушия и инстинктивной учтивости. Что еще хуже, с точки зрения королевы, у него отсутствовало чувство юмора, и держался он отстраненно. Елизавета II находила в нем и заслуживающие восхищения черты – политический талант, несомненные успехи на этом поприще, целеустремленность, честность. Однако своеобразный характер Хита временами превращал его неизменную вежливость по отношению к ее величеству в источник раздражения.