Дневник библиотекаря Хильдегарт

32-го числа того же мес. И всё-таки я была права! Будущее – не за систематическим, а за предметным каталогом! И, разумеется, за Универсальной Десятичной Классификацией. Они вынуждены были это признать! На радостях улыбнулась номеру две тысячи семьсот семьдесят пять. Надеюсь, он не поймёт это превратно.

Я шла по улице Мытной, хрустя опавшими листьями. Впереди шли трое – стройная мама, элегантно спотыкающаяся на тонких, как иглы, шпильках, маленькая девочка в коротеньком пальто и перекрученных вдрызг колготках и мальчик постарше, в модных обвислых штанах и хулиганской кепке на затылке. Они шли медленно, но мне совсем не хотелось их обгонять.

— Ух, ты! – говорила девочка, утыкаясь в магазинную витрину и тыча пальцем в раскидистую пальму. – Ген, смотри! Зачем это, а?

— А это специальная такая штука, чтобы обмахиваться, - не моргнув глазом, пояснял Гена. – Летом, когда манекенам жарко, они её берут и друг на друга махают. Машут, то есть.

— Ну и дурачок, - снисходительно фыркала девочка. – Это дерево такое. Специально, чтоб для красоты.

Идти за ними следом было хорошо. Девочка скакала и поддевала ногами листья, поднимая пыль и счастливо повизгивая. Мальчик шёл вразвалочку и сосредоточенно изучал рекламные плакаты вдоль дороги.

— Мам, а мы с тобой на «Меченосца» сходим?

— Ой, Гена.. что-то мне не хочется. Давай ты лучше с папой, а?

— «Меченосец» - это кино? – тут же встревает девочка. – Про рыбку?

— Сама ты рыбка, - хмыкает мальчик. – Это про дядю такого. У него меч из руки вырастал. Вон, видишь, - нарисован.

— А-а-а, - разочаровано поёт девочка. – Нет. Про такого дядю я не хочу. Я вот про этого хочу! – Встретившись взглядом с прозрачными безжалостными глазами Лиепы – Красса на плакате, она замирает, задохнувшись, и тихо, восхищённо краснеет. – Мама! Я про этого дядю хочу кино! Пойдём на этого дядю! Ну, пожа-алуйста!

— Это не кино, - поправляя ей шапочку, втолковывает мама. – Это вечер балета. Ну, когда танцуют. И дяди этого уже нет – он умер.

— Умер? – На лице девчушки – опасливое недоумение. – А как же он танцевать будет? Отпросится, да?

На углу улицы молодой дворник с чёрным лицом и золотыми зубами стоял, опершись на метлу, и смотрел на продавщицу в овощном киоске. Он стоял, смотрел, как на экран, и улыбался ей золотозубой улыбкой, и она сонно улыбалась ему сквозь укропные и капустные заросли, и оба молчали. Толстая осанистая ворона с хмурым одобрением разглядывала своё отражение в тёмной магазинной витрине. Небо было везде – и над головой, и под ногами, и в воздухе, и от этого было сыро, свежо и хотелось спать.

В вагоне метро продавец извлекал из своей необъятной клетчатой сумки гелевые ручки с голубыми огоньками на кончиках и разглядывал под их светом свои пуговицы – видимо, желая убедиться в их подлинности. Молодая девушка спала над молитвенником, мучительно сведя брови, и лицо её светилось лунной нездоровой бледностью.

А в библиотеке было уже почти тепло; привидения, позёвывая, покидали свои посты и с едва слышным шорохом уплывали в хранилище. Их место, позёвывая, занимали мы, прижимающиеся щекой к чайным кружкам и что-то спросонья лепечущие.

— Всё, книги по теории перевода можно убрать подальше.

— Почему?

— Переводчики в такую погоду не ходят. В такую погоду – только грамматисты. А переводчики – они когда тепло только, просыпаются. Такая у них природа.

— Ой, не говори. Такой холод. И ещё дождь этот… Я вчера поехала с утра на «Аэропорт», Димку к стоматологу записывать…

— В аэропорт? К стоматологу?

— Не в аэропорт, а на «Аэропорт». Ну, на станцию метро. Выхожу – изморось, мгла, ни черта не видно, только стоит памятник Тельману и показывает всем кулак. Я говорю ему: рот фронт, Тедди, ты не знаешь, где тут стоматологическая клиника? А мне какой-то прохожий пальцем у виска покрутил и говорит: девушка, а вы уверены, что вам стоматологическая нужна? - Памятник Тельману? Но его же оттуда убрали, по-моему.

— Да ты что? Интересно… И кто же мне тогда кулак показывал?

— Мало ли кто… Сама же говоришь, что темно было. Ладно, пойду зал открою.

— Открывай, открывай. Всё равно его скоро закроют.

— Это почему?

— Ну, как… Молодёжь наша выучится и уйдёт – кто ж здесь будет, за такую зарплату?.. Бабушки тоже уйдут – на пенсию. А нас с тобой отправят искать удалённые базы данных.

— А чего их искать, если их уже удалили?

— Да не в том смысле «удалённые», что уничтоженные, а в том, что они далеко. Где-то, знаешь, в тридевятом царстве. Я так себе и представляю: возьмём мы с тобой котомки, посохи, оденем лапти покрепче и пойдём себе, пойдём… искать удалённые базы данных.

— Не говори. Пойди туда, не знаю куда.

— Зал-то открой, а том там, смотри – уже кто-то перед дверью стоит и кулак показывает.

— Ну, смотри, какая хорошая вещь – «Малыш и Жучка», - убеждала меня библиотекарша. – Серия «Моя первая книжка». С картинками. Про мальчика и собачку – очень интересно, я тебя уверяю. А ты что выбрала? «Моргунов падун». Ты хотя бы понимаешь, что эти слова означают?

— Прочитаю и пойму, - хмуро настаивала я, глядя в щербатый библиотечный пол.

— Ты так думаешь, да? Ты в этом уверена? Нет, моя дорогая, - это совершенно для другого возраста книга.

— Не дадите, значит?- крепясь, спросила я и набычилась, стараясь не поднимать глаз на библиотекаршу. Она мне не нравилась. Она постоянно лезла не в своё дело. Выбор книги и установление с нею отношений представлялось мне делом тонким и глубоко личным, и посторонние советы здесь, как и в любых интимных отношениях, были бестактны и бесполезны. Вообще-то, я втайне мучилась мечтой попросить «Мифы Древней Греции» Куна, но понимала, что мне скажут в ответ, и потому не решалась заводить об этом разговор.

— Нельзя, значит, «Моргунов падун»?

— Ну, почему же? Если так уж хочется – бери. Только учти, что когда принесёшь назад, я попрошу тебя пересказать мне содержание.

Ну, это уж фиг, мысленно фыркнула я, вцепляясь обеими руками в тоненькую измятую книжку в невзрачной серой обложке. Название в самом деле было непонятным, но это только увеличивало её ценность в моих глазах. «Малыш и Жучка» - сразу ясно, о чём пойдёт речь, можно даже не читать, а самой придумать, что там случилось с этой парочкой. А «Моргунов падун» - совсем другое дело. Кто его там знает, что это за штука такая. К тому же, на обложке странными, резкими штрихами был изображён суровый бородатый человек в лодке, а под картинкой я разглядела мелкий подзаголовок: «Предания о мужественных людях». Всё это вызывало у меня предвкушение чего-то иного и настоящего