Array Array - Прошлое с нами (Книга вторая)

Орудийные расчеты обучены правилам поведения на ОП и на марше, им, к примеру, запрещалось оставлять свои места. Между тем десятки тысяч людей идут по обочинам, не утруждая себя солдатскими заботами, останавливаются когда хотят, участия в стрельбе по «юнкерсам» не принимают, обращаются к местным жителям с просьбами, отдыхают у колодцев.

Почему эти люди пользуются преимуществами? Необходимо объяснить орудийным номерам. Молчание начальников, уклончивые ответы подрывают доверие к принципам воинской морали, на которых зиждется сознание долга. Воинская присяга обязательна для всех, власть ее простирается дальше, орудийный помер не должен думать ни о чем другом, кроме интересов службы, когда он поставлен перед выбором.

Люди, бредущие на обочинах, ослаблены, то, что они не осели на тяжком пути отступления в деревне, как делало большинство, говорит в их пользу. Они не выдохлись, теплится в душе надежда, еще способны сражаться. Были, по-видимому, причины, если они отстали от подразделений, может быть, затерялись в хаосе, царящем на дорогах. Они в худшем положении, чем орудийные номера, и нуждаются в сочувствии, но они не пример для орудийных номеров. Желание опуститься до их уровня равнозначно уклонению от службы и наказывается так же, как всякое другое проявление малодушия и низости.

Для таких как Васильев и Зайцев все это само собой разумеется. Уровень физической подготовки командиров выше, чем рядового состава, крепче дух. Они безропотно несут тяготы войны. Но орудийным номерам тонкости военной психологии мало доступны. Рассуждение на эту тему отвлекает ненадолго. После трех-пяти налетов сомнения наступают снова и снова тревожат усталую душу.

Мне жаль орудийных номеров. Но чем я могу помочь им? Сослаться на обстановку? Говорить о том, что слышал от штабных командиров?

Лица, посвященные в замыслы высших командиров, не испытывают ни двойственных чувств, ни угрызений совести. Штабные деятели знали обстановку в обобщенном виде и могли наверняка предсказать ее развитие на ближайшие дни и недели. То, что имело место у села Каплинцы и на всем пути к Пирятину, равно как и то, что происходит в боевых порядках частей, продолжавших сопротивление, по их мнению, не представляет ничего особенного. Издержки очередного этапа войны, может быть, неприятные, но их следует принимать такими, как есть. И сокрушаться незачем.

Подполковник и его спутники держались весьма бодро и уверенно. Па «юнкерсов» реагировали так же, как и все прочие, и не выказывали чрезмерного беспокойства. Ясно, они готовы выполнить свой долг так же, как делали прежде.

Внешний вид, решимость лиц, по-видимому, влекли к ним людей. В толпе я видел немало тех, кто потерял всякий интерес к происходящему. Громадные масштабы событий на фронте в тысячу километров и итоги, обрисованные батальонным комиссаром, заставляли забыть невзгоды, мысль приобщается к пониманию общих усилий. Я чувствовал облегчение. Жертвы 6-й батареи и всех, кто находился в этой бесконечной колонне, не напрасны. Наши войска двигались, следовательно, связывали противника. Впереди — новые испытания, они по плечу лишь тем, кто обладал силой и твердостью убеждений.

Где мои начальники? Я прыгал в пламени с одной машины на другую на протяжении всей улицы и встретил только Зайцева.

Стоит ли говорить огневым взводам?.. Нет... мои сведения нуждаются в санкции старших и едва ли избавят людей от уныния. Орудийные номера должны нести службу, как прежде. То, что происходит на дороге — их не касается. Явится командир батареи, тогда — другое дело, он мой начальник, а пока — продолжать оборудование.

* * *

Во двор вбежал встревоженный Васильев.

— Тягач вдребезги... разорвалась рядом бомба... А люди?

— Остался Орлов и два орудийных номера. На дамбе говорят, что немцы в десяти километрах от Пирятина...

Васильев забрал запасной тягач, уехал. Люди продолжали работу.

Со стороны Киева время от времени подходили машины, оставляя в неподвижном воздухе тучи густой, не оседающей пыли. Кружат стаи «юнкерсов». Один за другим неслись вниз и, сбросив бомбы, взмывали в небо, потом снова возвращались в круг и продолжали свою дьявольскую карусель.

Прибыло 1-е орудие. Что с ним делать? К стрельбе орудие не пригодно. И транспортировать нельзя, если не удастся скрепить жестко ствол с лафетом.

Артмастера ходили вокруг, качая головами. Толстый, негнущийся кусок буксирного троса пружинил, выскальзывал из петли. Очевидно, удержать таким способом полуторатонный ствол невозможно.

— Ставьте стяжки... выбирать зазоры, плотнее охватить ствол, — Васильев снял на ходу снаряжение и направился к колодцу. — Смолин, черпните ведро.

Васильев фыркал, летели брызги. Умылся, присел под кленом.

В огневых взводах — два исправных орудия, три тягача, 28 рядовых и сержантов, девять шрапнелей, непригодных к использованию из-за вмятин на стенках гильз. В баках около 15 литров горючего.

Я сказал Васильеву о том, что слышал из разговора штабных командиров, они рассматривали обстановку вполне оптимистически. Васильев молчал.

— Значит, дела не так уж плохи, если немецкое командование вынуждено у нас в тылах гонять свои танковые дивизии...

— Да, катилась телега к Москве... будто лошади непослушные, поворотили ее на Киев.

— ...должно быть, поклониться святым местам, — невесело улыбнулся Васильев.

Едва ли. Цель заключается, вероятно, в чем-то другом. Батальонный комиссар говорил...

— ...а потом... снова на Москву? — Васильев не слушал. — Стрелять-то чем? А нам придется стрелять, и скоро, — сумрачное лицо его стало суровым.

Васильев принялся чистить одежду, отдирал комья грязи. Выгоревшая ткань вся в разномастных пятнах. Покончив с одеждой, Васильев стал тереть щеткой размокшие в болоте сапоги.

— Нам нужно поговорить с людьми... придется вступать в бой... Знают расчеты?

— Нет, не знают.

— Нужно предупредить...

— О чем?

— Противник близко. Нужно готовиться к самообороне, — настаивал Васильев. — Хотите я поговорю?

Если готовиться к стрельбе, то на деле. С минуты на минуту подойдут поисковые группы.

Орлов собрал орудийные расчеты, водителей — 12 человек.

— ...пути снабжения перерезаны, — говорил Васильев, — немецкие танки прорвались в тылы наших войск и заняли многие узловые пункты. Мы находимся в положении окруженных. Нужно дорожить каждым патроном, каждым снарядом и каждый литром горючего, каждым человеком... Но дорожить имеет смысл при условии, если мы сохраним дисциплину... Никаких разговоров и жалоб... Спасение для нас... в дисциплине! Думаю, вы слышали об экспедициях к Северному полюсу. Там тоже нужна дисциплина... Пронизывала до костей стужа и не щадила храбрецов. Они шли, сыты или голодны, недомогающие и полные сил... Суровая природа не дает скидок. Всякого, кто терял способность двигаться, она превращала в кусок льда... Вы слышали сколько людей девяносто второго ОАД лишились жизни на пути от границы до Ковеля по слабости духа и недостатку физического развития?.. Человек расходовал остатки сил, валился замертво и засыпал. А пробуждался военнопленным... Многих постигла та же участь по причине недисциплинированности... Подразделения нашего полка не имеют опыта, который приобрели те, кто служил в девяносто втором ОАД, Но это не имеет значения... Огневые взводы должны ориентироваться на худшее. До сегодняшнего дня мы только двигались, а дальше, возможно, будем сражаться за каждый шаг... Внимательно слушать командиров орудий, выполнять их требования.