Ван Гог. Письма

такое же, какое чувствуешь на кладбище.

А ведь не так-то легко прогуливаться по кладбищу с единственной целью – доказать,

что «Надежда», написанная Пюви де Шаванном, действительно существует.

Картины увядают, как цветы. Это сказалось даже на полотнах Делакруа –

великолепном «Данииле» и «Одалисках» (совершенно непохожих на ту же вещь в Лувре –

здесь сплошь лиловая гамма). Но как глубоко затронули меня эти блекнущие картины, которые,

без сомнения, мало понятны большинству посетителей, предпочитающих разглядывать Курбе,

Кабанеля, Виктора Жиро и пр.! Что представляем собой мы, художники? Мне думается, что

прав, например, Ришпен, чьи «Богохульства» без дальнейших околичностей уготовляют нам

всем место в одиночке для буйнопомешанных.

Уверяю тебя, однако, я не знаю такого лечебного заведения, куда меня согласились бы

принять бесплатно на том условии, что я буду заниматься живописью за свой счет, а все свои

работы отдавать больнице. Это – не скажу большая, но все же несправедливость. Найди я

такую лечебницу, я без возражений перебрался бы в нее. Вообще, если бы не твоя дружба, меня

безжалостно довели бы до самоубийства: как мне ни страшно, я все-таки прибег бы к нему.

Надеюсь, ты согласишься, что тут мы имеем право восставать против общества и

защищать себя. Кстати, марсельский художник, без сомнения, покончил с собою вовсе не из-за

абсента по той простой причине, что никто его даром не поил, а покупать абсент ему было не на

что. К тому же пил Монтичелли не только для собственного удовольствия – он был уже болен

и алкоголь поддерживал его.

Г-н Салль ездил в Сен-Реми. Там не согласны разрешить мне заниматься живописью вне

стен заведения и принять меня дешевле, чем за 100 франков в месяц.

Итак, сведения неутешительные. Если бы я мог выйти из положения, завербовавшись на

5 лет в иностранный легион, я предпочел бы военную службу.

В самом деле, если меня будут держать взаперти и не дадут мне работать, я едва ли

выздоровею; кроме того, за меня придется ежемесячно платить 100 франков, а сумасшедшие

иногда живут долго.

Вопрос, как видишь, стоит серьезно, и его надо обдумать. Возьмут ли еще меня в

солдаты?

Разговор с г-ном Саллем очень утомил меня, и я просто не знаю, что делать.

Я посоветовал Бернару непременно отслужить свой срок. Что же удивительного в том,

что и я мечтаю попасть в Северную Африку в качестве солдата?

Говорю все это, чтобы ты не слишком ругал меня, если я все-таки туда отправлюсь. Все

остальные выходы из положения представляются мне неопределенными и сомнительными.

Ты ведь знаешь, как мало есть оснований надеяться на то, что мне удастся возместить

деньги, ушедшие на мои занятия живописью. К тому же физически я, кажется, чувствую себя

хорошо.

А ведь в убежище я смогу писать только под надзором! И за это еще платить? Боже мой,

да стоит ли?

В казарме я тоже смогу работать и, пожалуй, более успешно.

Словом, я думаю. Подумай и ты тоже, а покамест будем верить, что все к лучшему в

этом – что отнюдь не исключено – лучшем из миров.

589 note 89 Note89 2 мая

На днях отправил тебе малой скоростью два ящика с полотнами. Получишь ты их не

раньше, чем через неделю. В них немало хлама, который лучше уничтожить; я отправил тебе

без разбора все, что у меня было, а ты уж сам выбери и сохрани то, что сочтешь стоящим. В

ящики я, кроме того, вложил фехтовальную маску и этюды Гогена, а также книжку Лемонье.

Уплатив из осторожности эконому 30 франков вперед, я, естественно, все еще остаюсь

здесь, но держать тут меня до бесконечности никто не станет. Поэтому пора на что-то решиться,

иначе будет поздно. Прими в соображение, что, если я буду помещен в убежище, за меня

придется платить долго и дорого, вероятно, дороже, чем обошлась бы аренда дома. С другой

стороны, мысль о том, что я опять начну жить один, повергает меня в совершенный ужас.

Я предпочел бы все-таки завербоваться. Боюсь, однако, что меня не возьмут – об

инциденте, происшедшем со мною, в городе знают; возможный же, точнее, вполне вероятный

отказ так пугает меня, что я робею и не решаюсь ничего предпринять. Будь у меня знакомые,

которые могли бы устроить меня на пять лет в иностранный легион, я бы уехал.

Однако я не желаю, чтобы такое решение рассматривалось как новое проявление моего

безумия; поэтому я и советуюсь с тобой и г-ном Саллем. Пусть, если уж я приму решение, оно

будет вполне обдуманным и бесповоротным.

Поразмысли-ка сам: не слишком ли жестоко заставлять тебя тратить деньги на мою

живопись, хотя они могут понадобиться вам с женою самим, а шансы на успех у меня

ничтожные?..

Чувствую я себя отлично и немного работаю. Сейчас пишу аллею цветущих розовых

каштанов с маленькой цветущей вишней, глицинией и садовой тропинкой, на которой светлые

солнечные пятна чередуются с тенями.

Картина будет парной к тому саду, который вставлен в ореховую рамку.

Не думай, что, рассказывая тебе о своем желании завербоваться на пять лет, я

руководствуюсь мыслью о самопожертвовании или собираюсь совершить доброе дело.

В жизни я неудачник, а мое душевное состояние таково и всегда было таким, что я, как

бы обо мне ни заботились, даже не мечтаю упорядочить свою жизнь. Там же, где, как здесь, в

лечебнице, мне приходится подчиняться правилам, я чувствую себя спокойно. А на военной

службе меня ждет примерно то же самое. Правда, тут, в Арле, я серьезно рискую натолкнуться

на отказ – власти считают, что я действительно сумасшедший или эпилептик (кстати, я

слышал, что во Франции 50 тысяч эпилептиков, госпитализировано из которых всего 4;

следовательно, ничего особенного в таком заболевании нет). Однако в Париже меня сразу же

возьмут на службу – мне стоит лишь обратиться к Детайлю или Каран д'Ашу. Такое решение

было бы отнюдь не более безрассудно, чем любое другое. Словом, подумать, конечно, надо, но

пора уже и действовать. Покамест же я делаю, что могу, и охотно занимаюсь чем угодно,

включая живопись.

Однако последняя стоит так дорого, что при мысли о том, сколько я уже должен, меня

совершенно подавляет сознание моей никчемности. Выло бы хорошо, если бы это поскорее

кончилось.

Я ведь уже говорил, что самое лучшее, на мой взгляд, – чтобы вы с г-ном Саллем все

решили за меня…

Это давно пора сделать – меня не станут держать тут до бесконечности…

Хотя со мной до сих пор не заговаривают на этот счет, я полагаю, что мне лучше

побыстрее убраться. Я мог бы опять обосноваться в ночном кафе, где сейчас хранится моя

мебель, но там мне придется ежедневно сталкиваться с моими прежними соседями: кафе