Ван Гог. Письма

ведь я еще так мало работаю в этой области. Добиться же успеха немедленно я не в силах. Как

только Мауве поправится и снова придет ко мне или я зайду к нему, он даст мне ценные

указания насчет этюдов, которые я покамест пишу.

В последнее время Мауве делал для меня очень мало и однажды сам мне сказал: «У меня

не всегда бывает охота учить вас: иногда я слишком устаю, и тогда уж вы, ради бога,

выжидайте более подходящего момента».

Я считаю большой удачей, что время от времени могу посещать такого умного человека,

как Вейсенбрух, особенно если он дает себе труд,– как, например, сегодня утром, – показать

мне рисунок, над которым он работает, но который еще не готов, и объяснить мне, как он

собирается закончить его. Это как раз то, что мне нужно.

177 Суббота

Ты находишь, что маленькая акварель – лучшее из того, что ты у меня видел. Положим,

это не так – мои этюды, которые находятся у тебя, гораздо лучше и рисунки пером, сделанные

летом, тоже; эта маленькая акварель – безделица, и я послал ее тебе только для того, чтобы ты

убедился, что и я могу иногда работать акварелью. Другие же вещи гораздо более серьезны, в

них больше основательности, хотя они все еще выглядят очень «зелено-мыльно». Имей я что-

нибудь против господина Терстеха (хотя я против него ничего не имею), то это было бы вот за

что: он хвалит меня не за трудные этюды с модели, а, скорее, за работу в том стиле, который

лишь наполовину способен передать все то, что я хочу выразить в соответствии с моим

собственным характером и темпераментом. Само собой разумеется, я был бы рад продать

рисунок, но я еще более счастлив, когда такой настоящий художник, как Вейсенбрух, говорит о

моем негодном для продажи (???) этюде или рисунке: «Он правдив, я и сам мог бы работать по

нему».

178 Пятница, 3 марта

У меня сейчас новая модель, хотя я ее уже – правда, очень небрежно – рисовал и

раньше. Вернее, это больше чем одна модель – это целая семья из трех человек: женщина лет

сорока пяти, похожая на фигуру Эдуарда Фрера, затем ее дочь – той лет тридцать – и девочка

лет десяти-двенадцати. Это бедные люди, но, должен сказать, им цены нет – так они

старательны. Я не без труда уговорил их позировать; они согласились лишь при условии, что я

обещаю им постоянную работу. Я считаю такое условие выгодным – это как раз то, чего я и

сам хочу.

Дочь пожилой женщины некрасива – лицо у нее тронуто оспой, зато фигура очень

грациозная и, на мой взгляд, привлекательная. К тому же у них подходящая одежда: черные

шерстяные платья, чепцы хорошего фасона, красивая шаль и т. д. Не слишком беспокойся о

деньгах: я все уладил заранее, обещав им платить по гульдену в день, как только что-нибудь

продам, и возместить впоследствии то, чего не додам сейчас.

Покамест надо постараться найти покупателя на мои рисунки. Будь у меня возможность

к тому, я бы придержал все, что делаю сейчас; думаю, что если бы я выждал хоть год, я

выручил бы за них больше, чем теперь.

Впрочем, в данных обстоятельствах я был бы очень рад, если бы господин Терстех

время от времени покупал у меня что-нибудь – на худой конец, с правом обмена, если он их не

продаст.

Господин Терстех обещал зайти ко мне, как только выберет время.

Причина, по которой я хотел бы придержать свои работы, заключается, попросту говоря,

в следующем. Когда я рисую отдельные фигуры, то всегда имею в виду композицию из многих

фигур, например, зал ожидания третьего класса, ломбард или интерьер.

Но такие более крупные композиции должны вызревать медленно: чтобы сделать

рисунок с тремя швеями, надо, вероятно, нарисовать по меньшей мере девяносто швей. Voila

l'affaire. l

1 Вот как обстоит дело (франц.).

Я получил теплое письмо от К. М. с обещанием заглянуть ко мне, когда он вскоре

приедет в Гаагу. Конечно, это лишь обещание, но, может быть, из него все-таки что-нибудь

выйдет.

Словом, я буду все меньше и меньше охотиться за людьми, кто бы они ни были –

торговцы картинами или художники; единственные люди, за которыми я согласен гоняться, –

это модели, потому что работу без модели я считаю серьезной ошибкой – по крайней мере, для

себя. А ведь приятно, Тео, когда человек видит маленький просвет, для меня же такой просвет

теперь появился.

Рисовать человека – замечательная штука, в этом есть что-то живое; это дьявольски

трудно, но тем не менее замечательно. Завтра у меня в гостях будут двое детей: я собираюсь

одновременно забавлять их и рисовать. Я хочу, чтобы в мою мастерскую пришла жизнь, и

намерен завести всевозможные знакомства по соседству. В воскресенье ко мне придет мальчик

из сиротского приюта – великолепный тип, но я заполучу его только на короткое время.

Возможно, я действительно не умею обходиться с людьми, которые слишком привержены к

условностям; но, с другой стороны, я, вероятно, способен ладить с бедняками или так

называемыми простыми людьми; теряя в одном, я выигрываю в другом; поэтому я даю себе

волю и говорю себе: «В конце концов, верно и правильно, что, как художник, я живу в той

среде, которую чувствую и хочу выразить». Honni soit qui mal y pense. 1

1 Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает (ст. франц.) – девиз английского ордена

Подвязки.

179

В своем письме от 18 февраля с. г. ты сообщаешь: «Когда здесь был Терстех, мы,

разумеется, поговорили о тебе, и он сказал, что ты всегда можешь, обратиться к нему, если тебе

что-нибудь понадобится».

Почему же, когда я несколько дней тому назад попросил у Терстеха десять гульденов, он

дал их мне, но присовокупил к ним столько упреков, – чтобы не сказать оскорблений,– что я

хоть и сдержался, но еле-еле?

Будь эти десять гульденов нужны мне самому, я бы швырнул их ему в лицо, но я должен

был уплатить натурщице – бедной больной женщине, которую не могу заставлять ждать. Вот

почему я и держался так спокойно. Тем не менее в ближайшие полгода ноги моей не будет у

Терстеха; я не намерен ни разговаривать с ним, ни показывать ему мои работы…

Он имел бы право упрекать меня, если бы я бездельничал, но человеку, который

терпеливо, напряженно, непрерывно корпит над тяжелой работой, нельзя бросать упреки вроде

таких вот: «В одном я уверен – ты не художник»; «твое несчастье, что ты слишком поздно

начал»; «пора тебе самому зарабатывать на хлеб». Вот тогда я сказал: «Хватит. Полегче!»

180

Поверь мне, что поговорка «Честность – лучшая политика» верна и применительно к

искусству: лучше подольше попотеть над серьезным этюдом, чем сделать нечто модное, чтобы

польстить публике. Иногда в трудные минуты и меня тянет на что-нибудь этакое модное, но,