Ван Гог. Письма

ухаживаю за ней и пытаюсь подобрать ключ к ее сердцу, несмотря на весьма ощутительные

отповеди.

Но не думай, что существует только одна женщина по имени Дама Натура или

Реальность; нет, это только фамилия целого семейства сестер с различными именами. Так что

нам нет нужды быть соперниками.

Ясно, дорогой мой? Разумеется, все это, как ты понимаешь, говорится в чисто

аллегорическом смысле.

Так вот, на мой взгляд, существует два рода любовниц. Есть такие, с которыми

занимаешься любовью, все время сознавая, что с одной или даже с обеих сторон нет

постоянного чувства и что ты не отдаешься своему увлечению полностью, безусловно и

безоговорочно. Такие любовницы расслабляют человека, они льстят и портят его; они

подрезают крылья очень многим мужчинам.

Любовницы второго рода совершенно не похожи на первых. Это collets montes –

фарисейки, иезуитки! Это женщины из мрамора, сфинксы, холоднокровные гадюки, которые

хотят раз и навсегда связать мужчину по рукам и ногам, не платя ему со своей стороны

безоговорочным и полным подчинением. Такие любовницы – сущие вампиры: они леденят и

превращают в камень.

Я уже оговорился, старина, что все это следует понимать в чисто аллегорическом

смысле. Итак, я приравниваю любовниц первого рода, подрезающих мужчинам крылья, к тому

направлению в искусстве, которое переходит в банальность; любовниц же второго рода, les

collets montes, что леденят и превращают в камень, я приравниваю к реальности в

академическом смысле или – если ты хочешь, чтобы я подсластил пилюлю, – к

академической нереальности; впрочем, сахар все равно не прилипает к пилюле, и, боюсь, ты

разглядишь ее сквозь тонкий его слой. Пилюля, конечно, горькая, но зато очень полезная – это

хинин.

Понял, старина?

Однако, благодарение богу, помимо этих двух женщин существуют и другие – из

семейства Дамы Натуры или Реальности, однако, чтобы завоевать одну из них, нужна большая

душевная борьба.

Они требуют от нас ни больше ни меньше, как всего сердца, души и разума, всей любви,

на которую мы способны; при этом условии они подчиняются нам. Эти дамы просты, как

голуби, и в то же время мудры, как змии (Матф., X, 16); они прекрасно умеют отличать тех, кто

искренен, от тех, кто фальшивит.

Эта Дама Натура, эта Дама Реальность обновляет, освежает, дает жизнь!

Есть люди – и мы с тобой, Раппард, вероятно, принадлежим к ним, – которые, лишь

полюбив по-настоящему, начинают сознавать, что до этого у них были только любовницы

первого или второго рода, и которые сознательно или бессознательно, но всегда достаточно

знакомы с представительницами обоих этих родов.

Словом, соответственно моей аллегории, ты сейчас связался с любовницей, которая

леденит тебя, сосет твою кровь, превращает тебя в камень.

Поэтому говорю тебе, дружище, ты должен вырваться из объятий этой мраморной (А

вдруг она гипсовая? Какой ужас!) женщины, иначе окончательно замерзнешь.

Помни истину: если даже я – соблазнитель, роющий глубокую яму, в которую ты

должен упасть, не исключено, что яма эта может оказаться кладезем, где обитает истина. Вот

так-то, старина. Думаю, что твоя любовница обманет тебя, если ты дашь обратить себя в

рабство. Пошли-ка ее ко всем чертям, и чем скорее, тем лучше. Но повторяю, толкуй все

сказанное в чисто аллегорическом смысле…

Недавно я сделал рисунок «Завтрак»; отдыхающий рабочий, который пьет кофе и

отрезает себе кусок хлеба. Рядом, на земле, лопата, принесенная им с поля.

И все-таки женщина, которую, судя по твоим словам, ты любишь, друг мой, и которая

пока что является твоим идеалом, слишком холодна. Она именно такова, как я представлял ее

себе: мрамор, гипс, в лучшем случае сомнамбула. Словом, все, что угодно, только не живое

существо.

Итак, ты утверждаешь следующее: откуда она взялась? С небес. Где обитает? Повсюду.

К чему стремится? К красоте и возвышенности.

Слава богу, ты, по крайней мере, искренен и, сам того не подозревая, соглашаешься со

мной в том, что избрал себе любовницу из тех, кого я именую collets montйs и т. д.

Да, ты описал ее совершенно правильно. Но до чего же фарисейка эта красивая дама и

до чего же ты влюблен в нее. Экая жалость!

«Сударыня, кто вы такая?» – «Я – Красота и Возвышенность». – «Мне ясно,

красивая и возвышенная дама, что вы считаете себя именно такой. Скажите только, таковы ли

вы на самом деле? Я охотно допускаю, что в определенные критические минуты, скажем, в дни

большого горя или радости, человек может почитать себя и красивым и возвышенным; надеюсь,

я принадлежу к тем, кто способен оценить такие качества. Почему же, несмотря на все это, вы

оставляете меня холодным и равнодушным, сударыня? Я уверен, что я не чересчур толстокож: я

встречал немало женщин, порою даже не хорошеньких и далеко не возвышенных, которые

очаровывали меня. Но вы-то, сударыня, ни в коей мере не очаровываете меня. Человеку не

подобает избирать своим ремеслом красоту и возвышенность!

Сударыня, я вовсе не люблю вас и, кроме того, не верю, что вы умеете любить, если

говорить не о любви на академических небесах, а о настоящей близости – где-нибудь в кустах

или у домашнего очага. Нет, госпожа Красота и Возвышенность, о настоящей любви вы ничего

не знаете. Видите ли, сударыня, я всего лишь человек с человеческими страстями, и пока я хожу

по земле «в этом мире», у меня нет времени заниматься небесной и мистической любовью,

потому что я испытываю чувства более земного и откровенного характера.

Признаюсь, мне тоже нужны красота и возвышенность, но еще больше – кое-что иное,

например доброта, отзывчивость, нежность. Есть ли в вас все это, моя милая фарисейка?

Склонен сомневаться. А кроме того, скажите мне, пожалуйста, сударыня, действительно ли вы

обладаете телом и душой? Ей-богу, я склонен сомневаться и в этом.

Послушайте, прелестная дама, утверждающая, что ваши заветные стремления –

Красота и Возвышенность (которые, однако, могут быть только результатом стремлений, а не

самими стремлениями), откуда бы вы ни явились, вы несомненно происходите не из лона

живого бога и тем более не из чрева женщины. Вон отсюда, сфинкс, изыди немедля, ибо говорю

тебе – ты не что иное, как выдумка. Ты не существуешь («Le tiaple n'eczisde boind» 1), как

сказал бы Нюсинген. Но если ты действительно существуешь, если ты все-таки от кого-то

произошла, то уверена ли ты, что твоим прародителем не является сам отец лжи Сатана? Разве в

тебе меньше от ехидны и от змеи, чем в нем самом, моя прекрасная, моя возвышенная дама?..»

Спроси ее, добра ли она и полезна, любит ли она и нуждается ли в любви. Тогда она смутится, и