Ван Гог. Письма

Вот тут я мог бы поговорить о себе, но я не критик. Добавлю, тем не менее, вот что: я

рад, что он попадает Тэну не в бровь, а в глаз. Тэн вполне заслуживает этого, потому что по

временам его математический анализ прямо-таки раздражает. Несмотря на это, он (Тэн)

приходит посредством такого анализа к некоторым удивительно глубоким заключениям. Вот

один из его выводов, сделанный по поводу Диккенса и Карлейля: «Основа английского

характера – неспособность к счастью». Не стану вдаваться в оценку степени правильности

этих слов, но подчеркну, что они являются плодом очень глубоких размышлений. Тот, кто

умеет сказать такие слова, приучил себя вглядываться в темноту до тех пор, пока его глаза не

начнут кое-что различать там, где другие не видят ничего. Я нахожу, что эти слова прекрасны,

чертовски прекрасны; они значат для меня больше, чем тысячи других слов, посвященных той

же проблеме. Итак, в данном случае я испытываю к Тэну глубочайшее уважение…

Заметил ли ты, что Золя совершенно не упоминает Милле? И тем не менее я читал у

Золя описание деревенского кладбища, смерти и похорон одного бедняка крестьянина, которое

так прекрасно, словно принадлежит Милле. Следовательно, такое умолчание, вероятно,

объясняется лишь тем, что Золя не знал работ Милле.

Хочу также сказать тебе, что я нашел необычайно красивый лист Т. Грина, брата или

родственника Ч. Грина. Это «Праздник в лондонском приюте»: девочки-сироты, сидящие за

столом. Ты от него просто обалдеешь!..

Если ты уже отправился в поездку, сообщи мне, как подвигаются твои рисунки.

Я работаю над «Копкой картофеля». У меня готова отдельная фигура старика и ряд

необработанных этюдов, сделанных во время уборки картофеля: человек, жгущий сорняки,

человек с мешком, другой человек с тачкой и т. д.

Я сделал еще одного «Сеятеля» – вероятно, седьмой или восьмой этюд на эту тему. На

этот раз я поместил его на воздухе среди большого вспаханного поля, над которым нависает

небо. Я очень хотел бы задать Золя один вопрос, который, впрочем, задал бы и другим:

«Неужели между красной глиняной миской с треской и, скажем, фигурой землекопа или сеятеля

действительно нет разницы? Есть или нет разницы между Рембрандтом и ван Бейереном

(технически одинаково искусными), между Воллоном и Милле?»

P 42 note 41 Note41 Март 1884

Вот тебе еще несколько стихотворений Жюля Бретона; уверен, что они произведут на

тебя большое впечатление, если ты еще не знаком с ними. Сегодня или, вернее, последние

несколько дней я писал этюд ткацкого станка, набросок которого у тебя имеется. Пытался я

также передать колорит зимнего сада. Но он теперь уже весенний сад и стал совершенно

другим.

Сейчас ты получишь маленькую нахлобучку. Я хочу сказать, что, когда заезжал к тебе

зимой, ты был настроен против «энтузиазма». Я имею в виду повторенную тобой фразу Япа

Мариса, который якобы сказал, что не знает слова энтузиазм. Но он-то сам, то есть Яп, слава

богу, на практике, в жизни вел себя как раз наоборот. Допускаю, что он действительно сказал

что-то в этом роде, применительно к специальному случаю; однако писать он продолжал при

любых обстоятельствах. Птицы перестали бы петь, а художники писать, если бы они постоянно

спрашивали себя, не слишком ли они усердствуют. А теперь я не прибавлю больше ни одного

слова – читай-ка лучше «Сверчков».

P 43 note 42 Note42 Апрель 1884

Благодарю за письмо: оно очень порадовало меня. Я был счастлив услышать, что ты

находишь кое-что в моих рисунках.

Не стану входить в обсуждение общих мест, касающихся техники, но самым

решительным образом утверждаю, что если я приобрету больше, употребляя мое словечко,

выразительности, люди станут говорить не реже, а, наоборот, еще чаще, что у меня нет

техники.

Как видишь, я совершенно согласен с тобой в том, что все выражаемое мною в моей

работе нужно выражать еще более энергично, и я упорно работаю, чтобы набраться сил в этом

отношении. Но будет ли меня лучше понимать широкая публика, когда, я наберусь этих сил?

Нет. Тем не менее я по-прежнему считаю, что рассуждения того почтенного человека, который,

имея в виду твою работу, поинтересовался: «Он рисует за деньги?» – это рассуждения дурака,

так как это высокоинтеллектуальное существо, очевидно, почитает аксиомой, что

оригинальность мешает человеку делать деньги.

Выдавать подобный тезис за аксиому, потому что он решительно не может быть

доказан, – это, как я уже писал, один из обычных трюков таких дураков, таких ленивых

маленьких иезуитов.

Неужели ты думаешь, что я не забочусь о технике, что я не ищу ее? Безусловно, ищу, но

лишь постольку поскольку, – нет, нет, не мешай мне сказать то, что я могу сказать, – а если

это мне не удается или удается не вполне, я делаю все от меня зависящее, чтобы исправить или

улучшить ее; но мне совершенно наплевать, соответствует ли мой язык требованиям

«грамматистов». (Вспомни свое собственное сравнение: если кто-нибудь может сказать нечто

полезное, истинное, необходимое, но делает это в выражениях, которые трудно понять, какую

пользу приносит такое высказывание и самому оратору, и его слушателям?)

Хочу несколько задержаться на этом пункте, и прежде всего потому, что история

неоднократно являет нам любопытные аналогичные примеры.

Всякому понятно, что с аудиторией следует говорить на ее родном языке, если она знает

только один язык: было бы абсурдно не принять этого, как нечто само собой разумеющегося.

Но вот вторая часть проблемы. Предположим, у человека есть что сказать и говорит он

на языке, который его аудитория понимает интуитивно. Тогда время от времени ей будет

казаться, что оратор, возглашая истину, не владеет ораторским искусством, и то, что он

говорит, придется не по вкусу большинству слушателей, и его назовут «человеком с медленной

речью и неповоротливым языком», за что и начнут презирать.

Он может почитать себя счастливцем, если найдется хотя бы один или, в лучшем случае,

несколько слушателей, для которых его слова будут поучительны, потому что эти слушатели

ищут не звонких тирад, а того правдивого, полезного, необходимого, что содержится в его

словах, что просвещает аудиторию, расширяет ее кругозор, делает ее свободнее и образованнее.

А теперь о художниках. Разве цель и non plus ultra 1 искусства сводятся к созданию

своеобразных цветовых пятен и причудливого рисунка, которые именуются отличительными

особенностями техники? Безусловно, нет. Возьми Коро, Добиньи, Дюпре, Милле или Израэльса

– людей, которые, несомненно, являются великими вождями. Их работа выходит за пределы