Ван Гог. Письма

мы должны не разбрасываться, а стремиться к сосредоточенности и лаконичности. Ей-богу, я

собираюсь навестить тебя не для того, чтобы рассуждать о философских теориях, а для того,

чтобы обсудить с тобой практические вопросы. Мы будем говорить только о практике,

прозаичной, как утро в понедельник.

Ты пишешь о прекрасном листе Ховарда Пила в «Graphic». Если ты имеешь в виду его

композицию «Пейн и колонисты», напоминающую Терборха или Николаса Кейзера, то знай,

что я также был поражен ею и заказал этот выпуск. Чертовски замечательная вещь! По той же

причине из-за листа Кинга «Рабочие в вагоне подземной железной дороги» я купил очередной

номер «London News».

Подписался я также на «Салон 1883 г.» Дюма, * первый выпуск которого – всего их

будет двенадцать – стоит 1 фр…

Здесь, в Гааге, отчасти из-за того, что я взял к себе в дом женщину с детьми, многие

считают неприличным общаться со мной.

Полагаю, однако, что на твой счет я могу не питать никаких опасений, поскольку сам

слышал, как ты высказывался об условностях в таком духе, который сильно разнится от

общепринятой точки зрения.

Я поступаю следующим образом: если кто-нибудь избегает меня в связи с

вышеупомянутым обстоятельством, я не ищу общества такого человека и предпочитаю не

навязываться ему, а уйти в сторону, тем более что я в очень малой, совсем-совсем крохотной

степени принимаю во внимание предрассудки тех, кто считается или старается считаться с

социальными условностями. По этой причине я оставляю таких людей в покое, а предрассудки

их считаю такой слабостью, что просто не хочу бороться с ними, во всяком случае активно

нападать на них. Надеюсь, ты не думаешь, что это педантизм?..

Я просто не могу поверить, чтобы у художника не было другой задачи и других

обязанностей, кроме писания картин. Я хочу этим сказать, что если многие художники считают

чтение книг и тому подобное потерей времени, то я, наоборот, придерживаюсь того мнения, что

такие занятия отнюдь не мешают художнику, а скорее побуждают его работать больше и лучше,

расширяя его кругозор в области, близко примыкающей к его ремеслу; чтение, во всяком

случае, крайне важное дело, которое оказывает большое влияние на художника, с какой бы

точки зрения он ни смотрел на вещи и как бы он ни воспринимал жизнь.

Я думаю, что чем больше человек любит, тем сильнее он хочет действовать: любовь,

остающуюся только чувством, я никогда не назову подлинной любовью.

P 35 note 39 Note39 Май 1883

Повторяю, я считаю твою работу превосходной, а набросок «Женщина за прялкой»

особенно замечательным. Знаешь, это уже настоящее.

Хотелось бы, чтобы у тебя был рисунок углем и с «Мастеров, расписывающих изразцы»;

предполагаю, что ты его еще сделаешь. Почему? Да потому, что такие композиции несомненно

получаются сильнее в рисунке, чем в живописи: тут они во многих отношениях более правдивы

и более энергично акцентированы…

Однако у графики также есть свое очарование и свои достоинства; к тому же это легко

воспроизводить и размножать; фотография же с картины «Мастера, расписывающие изразцы»

не удастся, так как синее выйдет на репродукции белым.

Головы (этюды) слепых я считаю просто замечательными…

Ниже следует отрывок из предисловия к «Крошке Доррит» Диккенса, который ярко

передает то, что происходит в голове мастера фигуры, когда он работает над композицией:

«Я работал над этой книгой в течение двух лет, отдавая ей много времени и труда. И

если ее достоинства и недостатки не говорят сами за себя при чтении, значит, моя работа пошла

впустую. Но так как у меня есть основания предполагать, что я держал в руках все нити книги

дольше и более внимательно, чем кто-либо другой мог это сделать до ее окончательной

публикации, я вправе просить, чтобы ее ткань и рисунок на ней рассматривали лишь в их

законченном виде».

Вот, дружище, как удачно обосновано право мастера фигуры требовать, чтобы его

работу оценивали в целом.

Точно так рассматривал я сегодня твою работу, и она укрепила во мне симпатию к тебе.

Хочу, чтобы и ты, в отличие от остальных, продолжал оценивать мои работы в их

совокупности.

На мой взгляд, замечательно и то, что в мастерской у тебя можно увидеть книги –

Гюго, Золя, Диккенса – настольные книги фигурных живописцев. Я пошлю тебе «Историю

одного крестьянина» Эркманна – Шатриана. Французская революция и конституция 1789 г.,

это Евангелие современности, не менее возвышенное, чем Евангелие от 1 века нашей эры,– вот

ее центральная тема. Мне непонятно, как можно писать фигуру, не вкладывая в нее

определенного чувства, и я ощущаю известную пустоту в тех мастерских, где отсутствуют

современные книги. Думаю, что и у тебя складывается такое же впечатление.

Знаешь, что я забыл захватить с собой? «Забастовку шахтеров» Роба, дубликат которой у

тебя, кажется, имеется. У меня она тоже есть, но я предназначал ее для ван дер Вееле, которому

– строго между нами – было бы очень полезно посмотреть некоторые иностранные

композиции: он, думается мне, в какой-то мере заражен голландскими предрассудками, хотя и

преодолел их в своей большой картине…

Какие у тебя великолепные иллюстрации Лермита, Перре и Бастьена Лепажа!

На твоем месте я сделал бы еще несколько красивых голов, вроде голов твоих слепых.

P 37 note 40 Note40 Май – июнь 1883

Только я начал писать тебе, как почтальон принес мне твое долгожданное письмо. Рад

слышать, что ты сделал успехи в рисунке. Я никогда не сомневался, что так и будет: ты ведь

взялся за дело с большим мужеством.

Начну с того, что я признаю совершенно справедливым и верным все сказанное тобой по

поводу английских рисовальщиков. В твоей работе я усматриваю именно то, что ты говоришь.

В общем я совершенно согласен с тобой, особенно в отношении смелого контура.

Возьми, например, офорт Милле «Землекопы», любую гравюру Альбрехта Дюрера и

прежде всего большую гравюру на дереве «Пастушка», сделанную самим Милле, и ты со всей

очевидностью увидишь, как много можно выразить таким вот контуром. Глядя на эти вещи,

неизменно испытываешь то чувство, которое ты так удачно выразил словами: «Вот как хотелось

бы сделать и мне, если бы я всегда шел своим путем», и т. д. Хорошо сказано, старина, сказано,

как подобает мужчине!

Я считаю еще одним примером характерного, смелого и энергичного контура картины

Лейса, в особенности его декоративную серию для столовой: «Прогулка по снегу»,

«Конькобежцы», «Прием», «Стол» и «Служанка». То же самое можно видеть и у де Гру с