Бекси Кэмерон - Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

Тень проходит через лежащий на полу отрезок лунного света, и становятся видны седые волосы, конский хвост, золотые очки. Я вижу его: Малики. Теперь его лицо склонилось надо мной, пальцы сжались на моем горле.

Сев в постели прямо, я задыхаюсь, словно вынырнув из-под воды. Я крадусь к двери, проверяю все углы комнаты, но она пуста. Тогда я перебираюсь в гостиную с пуховым одеялом и провожу остаток ночи там.

В пригороде всходит солнце; из кухни доносится запах кофе и тостов. В животе у меня урчит.

Я не могу вспомнить, что я ела в последний раз.

Я выхожу на лужайку перед домом, с чашкой кофе в одной руке и телефоном – в другой. В этом маленьком загородном островке безопасности все машины кажутся свежевымытыми, все газоны – только что подстриженными. Я набираю номер Паза, и его лицо появляется на экране.

– Рассказывай, – говорит он.

Я описываю ему последние двадцать четыре часа – фотография, поездка на ранчо, звонки бывшим членам группы – и заканчиваю «Надзирателями».

– Ну, я чертовски рад, что ты не надела шляпу и не попыталась пойти за ними. – Когда он говорит это, на меня накатывает ощущение того, как я сильно, сильно скучаю по нему.

– Так что, насколько опасны эти парни? Мне стоит беспокоиться? Вы же вылетаете домой всего через несколько дней? – спрашивает он.

– Да. Мы перенесли рейсы, нам больше незачем здесь оставаться. – Не уверена, что в самом деле так думаю.

Паз отвлекает меня от моих мыслей:

– Бекси, покажи мне, где ты стоишь.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Просто пройдись с телефоном по улице и покажи мне обзор на триста шестьдесят градусов.

Чувствует ли он какой-то подвох, хотя находится за тысячи миль отсюда?

– Конечно.

Я принимаюсь показывать ему этот тихий, простой переулок с классическими американскими домами – безобидный пригород, американская мечта.

– Стой, – говорит Паз. – Что это за пестрый грузовик? Вон тот, с гигантской антенной на крыше?

Я замечаю белый фургон в углу.

– Наверное, просто местный бизнес, – говорю я неуверенно.

– Сделай мне одолжение, Бекси. Пойди, постучи в окно и посмотри, кто там – я не хочу пугать тебя, но это фургон для наружного наблюдения.

Нет, этого не может быть.

– Паз, если это фургон для наружного наблюдения, последняя вещь, которую мне хочется делать, – стучать в окно и показывать, что мы его заметили. Я не хочу конфронтации, я думаю, нам просто нужно убраться отсюда.

Я бегу в кухню со словами:

– Ребята, мы сматываемся!

Прежде чем у меня появляется возможность рассказать им о фургоне, Джорджия говорит:

– Бекси, посмотри на вай-фай.

Я пролистываю названия сетей, которые показывает ее компьютер. Одно гласит: «ДК наблюдательный фургон». Что за хрень? Зачем им объявлять нам о том, что они здесь? Как они могут быть настолько умными и все же такими тупыми?

Затем я понимаю: они хотят, чтобы их увидели. Речь идет не о том, что они шпионят за нами, а о том, чтобы мы знали, что они там, ощущали их присутствие.

Они хотят, чтобы мы знали.

– Собирайте вещи, черт возьми, мы уезжаем!

Мы проезжаем пять штатов с ощущением постоянного присутствия «Двенадцати колен», словно зловещего дрона, который ты чувствуешь, но не видишь. Будто преследующая нас тень, видимая краем глаза. Всегда за нашей спиной. Именно так они хотели на нас воздействовать – и преуспели в этом.

Мы снова звоним Билли. Я хочу знать, насколько мы на самом деле в опасности: они записывают нас?

– Знаете, о чем бы я больше беспокоился, так это о том, что некоторое количество людей, покинувших группу за последние пять лет и выступавших против нее, неожиданно умерло.

– Что? Ты же не серьезно?

– Сама посмотри – они погибли в автокатастрофах – и скажи мне, так это или нет.

Мы едем по бесконечным дорогам, через леса, которые кажутся размытыми, через закаты, растушевывающиеся во флуоресцентном свете уличных фонарей. И за каждым углом нас поджидают одни и те же вопросы: зачем мы здесь? Стоило ли того все это?

Мы едем через поля, пока я мысленно возвращаюсь к тому, как начала думать, что добралась до прощения своих родителей, что я могу быть объективной. И затем поняла, что нет, что не могу такой быть, что моя оптика окрашена моим опытом и в хорошем, и в плохом смысле. А затем было интервью с моими родителями и понимание, что я их не простила – и, возможно, никогда не сумею.

Дороги кажутся проложенными в гиперпространстве – в фокусе и не в фокусе, потоки света пролетают мимо, рисуют неоновые следы – в то время как мои мысли продолжают цепляться за одну ночь в прошлом году. Ночь, когда я искала те же ответы, что и сейчас.

Дорога передо мной темнеет, огни растворяются, и меня переносит назад туда.

Я упакована в спальный мешок, одета во все белое. Я чувствую движение воздуха в комнате. Звуки церемонии меняют высоту, как будто на атмосфере играют как на инструменте, который может менять тональность в любой момент.

Я провела шесть месяцев в терапии, потратила какое-то время на ретрит, посвященный горю, и дни, недели и месяцы, – пытаясь разобраться в моей ерунде, моих защитных механизмах и созданной мной армии ложных Я. Сейчас я перешла к немного нетрадиционным методам – я на церемонии аяуаски.

Твою мать, похоже, я действительно бросила на это все силы.

Терапия была бесценной – она дала мне стратегии и ежедневные практики, потребности в которых я не замечала, пока не получила их. Консультация на тему горя дала мне возможность по-настоящему почувствовать то, что прежде я отказывалась чувствовать или не хотела. А аяуаска – чем она может навредить сейчас? Измененные состояния сознания могут быть полезны, когда речь идет о понимании нашей истории. Влияние психоделиков и их польза иногда игнорируются, иногда ими злоупотребляют, но с их помощью можно увидеть другую перспективу. Если глубина человеческого опыта заключается не только в его интеллектуальном, физическом и эмоциональном измерениях, но и в том, что выходит за их пределы, я могу попробовать проникнуть и туда.

Я на церемонии только для женщин, ее ведут женщины-шаманы – неистовая маленькая леди из Сьерра-Леоне и добрая великанша из Нигерии. Я чувствую, что я в надежных руках. Здесь со мной несколько моих наиболее крутых подруг. Я оставила за дверью критичность и шагнула, не оглядываясь, в эту освещенную свечами комнату, заполненную тяжелым запахом обожженного дерева и намерениями отправиться в путешествие внутрь себя.

Я чувствую, как подергиваются мои глаза и дрожат челюсти, меня наполняет вещество, сваренное из растений. Как обезболивающее, когда оно захлестывает сразу со всех сторон. Оно во мне, но это также я: это моя кровь, мои кости, само мое существо.