Сергей Беркнер - Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления

На такую засаду у родника наткнулись два наших партизана, пришедшие с ведрами набрать воду, — мой школьный товарищ Янкель Меламед и молодая девушка Ханка Стриковская. Оба погибли. Наиболее опасным агентом немецкой жандармерии был местный пастух Корабович, знавший все урочища и болота, все дороги и тропинки в лесах под Супраслем. В конце августа он привел немецких карателей в лагерь нашего отряда. Состоялся тяжелый бой, в котором погибли несколько наших товарищей. Понесли потери и каратели, в частности был уничтожен их ищейка Корабович. Для немцев это была чувствительная потеря. Они устроили в Супрасле похороны Корабовича, на которые согнали местное население.

Прошло осеннее ненастье, и началась зима, особенно тяжелая пора для партизан. Одна из основных проблем заключалась в… снеге. С одной стороны, со снегом решалась проблема воды: можно было топить его и не подвергать себя опасности, ходя за водой. Можно было по утрам обтираться снегом. Но, с другой стороны, снег имел свою опасность: на нем четко оставались следы. Особенно опасно было сворачивать с дороги или хоженой просеки вглубь леса. Оставленные следы могли заметить лесорубы или лесники, а кто-то из них мог и донести карателям.

Тяжелые потери мы понесли 2 января 1944 года. Накануне мы пошли за продуктами и информацией в деревню Дворжиск. Мы вышли вечером, шел густой снег. Расчет был на то, что он покроет наши следы. Однако, когда мы возвращались, снег прекратился и следы вели прямо в лагерь. Этим воспользовались каратели, вызванные неизвестными нам крестьянами. Утром большой, вооруженный до зубов отряд фашистов появился возле нашего лагеря. Наши часовые обнаружили их в 100–150 метрах от лагеря. Одетые в белые маскхалаты, с автоматами и пулеметами, немцы тихо двигались гуськом по нашим ночным следам. Часовые решили, что лучше не обнаруживать себя выстрелами, и быстро доложили командиру.

Наш командир, Шепсл Боровик, приняв во внимание подавляющее превосходство фашистов в оружии и численности, приказал нам бесшумно отступить. В землянке было человек 18–20, в том числе три женщины. Командир быстро разделил нас на две группы, полагая, что небольшими группами будет легче незаметно отойти. В одну группу вошли командир, Иосиф Каве, один из руководителей восстания в гетто, чудом спасшийся из эшелона смерти, опытный партизан и подпольщик Рувим Левин по кличке Большой Сергей и еще четверо партизан, в том числе две женщины, медсестра Тайбл и Таня Бибер. У группы были пулемет и несколько винтовок.

Вторую группу (11–12 человек) командир поручил Якову Маковскому (Федьке) и мне как разведчикам отряда. В нашей группе была преимущественно молодежь: Хоне Лев (Стасик), Арон Лях (Казик), Митя — наша связная Марыля Ружицкая, имевшая польский паспорт и большей частью находившаяся в Белостоке, и другие. На всю группу была одна винтовка, несколько обрезов и гранат. Обе группы стали быстро уходить в разных направлениях. Через несколько минут мы услышали два глухих взрыва. Мы поняли, что каратели обнаружили землянку и бросили в нее гранаты. Мы продолжали уходить. Через минут 20–30 стала слышна перестрелка, которая постепенно удалялась. Как потом оказалось, каратели довольно быстро напали на след группы, которую вел Большой Сергей, и стали ее преследовать. Преследование и перестрелка длились несколько часов. В конце концов фашисты окружили ту группу, и все они, включая командира Шепсла Боровика и Иосифа Каве, погибли в бою. Об этом мы узнали через несколько дней. Во время этого боя немцами был захвачен наш партизан Пинхас Цельникер (Павел). Каратели пытались заставить его выдать известные ему другие места расположения отряда. Это немцам не удалось, и они застрелили Пинхаса Цельникера.

Нашей группе повезло больше. Направление отступления, которое мы с Федькой выбрали, оказалось удачным. К вечеру наша группа уже перешла в более безопасный лесной массив. Здесь мы остановились. Марыля Ружицкая, стойко перенесшая тяготы и опасности нескольких месяцев партизанской жизни и показавшая себя таким же бесстрашным бойцом в лесу, каким она была в подполье, должна была вернуться к своим подругам-подпольщицам в Белосток. Там жили и действовали, также располагая польскими документами, наши подпольщицы Лиза Чапник, Аня Руд, Хася Белицкая, Хайка Гроссман и Броня Винницкая. Марыля предложила, чтобы кто-то из нашей группы пошел с ней в город с тем, чтобы возобновить регулярную связь с городским подпольем, прекратившуюся после ликвидации гетто и полного уничтожения его подпольной организации.

Мои товарищи согласились, и выбор пал на меня как одного из двух разведчиков отряда. К тому же внешность у меня была не типично еврейская и я мог сойти за поляка — по-польски я тогда говорил без акцента. Итак, наступил мой черед осуществлять связь между отрядом и городским подпольем. Наиболее опытных наших связных к тому времени не стало — Натек Гольдштейн погиб в конце лета 1943-го, а Марек Бух осенью ушел на восток на связь с соединением генерала Капусты и, по-видимому, остался зимовать там. Прежде чем двинуться с Марылей в путь, я условился о месте встречи с партизанами после возвращения из Белостока, а именно на лесной делянке в 147-м квадрате, где находилась группа Элиаша Баумаца. Мы попрощались, и Марыля и я направились по лесной дороге на юго-запад, к Белостоку.

Марыля Ружицкая заслуживает того, чтобы о ней написать подробнее. Дочь лодзинского сапожника-еврея, Марыля уже в 12 лет стала подпольщицей. В довоенной Польше находилась под надзором полиции, дважды арестовывалась. В сентябре 1939 года, когда Польша оказалась под гитлеровским сапогом, Марыля покинула Лодзь и прибыла в советский Белосток. Здесь ее застало 22 июня 1941 года, начало войны. Попытка уйти на восток не удалась. Как только в Белостокском гетто зародилось Сопротивление, она активно включилась в борьбу, стала членом первого состава комитета антифашистской организации. Светловолосая (у нее были волосы цвета льна), сероглазая, прекрасно говорившая по-польски — вряд ли кто-нибудь мог заподозрить в ней еврейку.

Польская внешность, незаурядная находчивость и смелость помогли ей стать одной из главных связных между подпольщиками гетто и антифашистами «арийской» стороны. А в дальнейшем ей достали «левые» польские документы, и она перебралась в польский квартал Белостока. Так надо было для подпольной организации гетто. После создания партизанского отряда «Форойс» ее иногда посылали на связь с отрядом. Когда в Белостоке полиция начала слишком интересоваться ею, Марыля на какое-то время исчезла и осталась в отряде.

В тот январский день 1944 года Марыля Ружицкая была одета в черный ватник. Несколько сутуловатая, с простым открытым лицом, она могла легко сойти за местную крестьянку. При выходе из леса у местечка Супрасль (сюда я в детские годы несколько раз приезжал на дачу) надо было перейти мост, возле которого находился гарнизон немецкой жандармерии. Стояли сумерки зимнего вечера. Часть окон была освещена. В некоторых видны были немцы. По-видимому, помещение сильно отапливалось — половина окон были открыты. Мы договорились с Марылей, что я притворюсь пьяным, а она будет толкать меня и сильно ругать. Мы двигались к мосту, разыгрывая эту бытовую сценку. Некоторые гитлеровцы хохотали и подзадоривали Марылю, другие кричали: «Polnishe Schweine!» Развлекались и те и другие. Настроение у них было все еще новогоднее. Никто нас не остановил, и мы благополучно перешли мост. Часа через два, без приключений, мы добрались до Белостока.