Вера Флоренская - Моя жизнь

Рабочий день длился одиннадцать часов, да ежедневный «шмон». Это значит, они выходили из барака одетые, намотавшие на себя все тряпье, что у них было, стараясь побольше «напихать тепла», и там на стуже в 30–40 градусов их заставляли расстегиваться и каждого обыскивали перед выходом на работу, это и был «шмон». Леня говорил, что ужасно жалко было выпускать тепло, которое еще сохранилось из барака. Потом начинался на улице пересчет раз и другой, пока сойдется со списком. Изрядно замерзшие, в сопровождении конвоя и собак, шли на работу. Потом одиннадцать часов на работе во всякую погоду. Редко, когда мороз был сильнее, чем не помню сколько-то градусов, в сочетании с ветром сколько-то метров в секунду, день объявлялся актированным. Тогда их из проходной возвращали в барак. На работе не полагалось горячей пищи. Согреваться могли только около костров. Все это – работа, шмоны, путь до работы, пересчет людей – съедало много времени. На сон оставалось мало. Усталые, промерзшие вваливались в барак. У Лени первое время не хватало сил съесть горячую баланду – он валился спать. Один раз в неделю водили в баню. Баня была праздником, но мытье шло за счет времени сна, ночью. В бараке тепло только в середине, где стояла железная печка. По углам, куда забивалась «58-я статья», стены промерзали снегом. Хлеба давали не то 600, не то 800 граммов. Это было больше, чем мы, вольные, получали на «материке». Но, кроме этого, только баланда и каша один раз в день. Те, кто жил только этим, болели. Дистрофия валила людей. Холод, голод, недосыпание. Леня говорит, что ему опять повезло. Он работал в бригаде бетонщиков с профессором Климовым из Москвы, старым знакомым по работе. Тот оказался предприимчивым. Он сумел «загнать» Ленино парижское кожаное пальто за 300 «паек» какому-то хлеборезу-уголовнику. В течение долгого времени у них была одна дополнительная «пайка» на двоих. Стало немного легче. Потом начали раз в месяц поступать посылки от меня.

Послали однажды Леню и еще одного молодого парня из раскулаченных, которого посадили (когда ему было семнадцать лет) за убийство председателя колхоза, крыть на бараке крышу. Надо сказать, что Леня вообще не умел вбить гвоздя. И вот на ледяном ветру в мороз он должен был держать доски и вбивать гвозди. Он старался изо всех сил, но доски летели на землю, гвозди гнулись, руки окаменевали. Деревенский парень, мастер на все руки, смотрел-смотрел, отодвинул Леню и сделал норму на двоих. С тех пор он старался Леню опекать с этой стороны. Леня восхищался его умением, талантом к любой работе. Позже, когда Леня уже работал в управлении комбината и находился на особом снабжении, он увидел в соседней зоне за колючей проволокой этого парня. Тот, несмотря на свое сибирское здоровье, был уже совсем «доходягой» (дистрофиком). Леня ночью тайком передавал ему остатки хлеба из их итээровской кабины и вообще поддерживал его чем мог. Потом уже, освободившись, этот парень говорил, что Леня спас его от верной смерти.

Долгое время Леня работал бетонщиком в бригаде Грампа. Грамп – советский армянин, то ли молодым специалистом, то ли студентом был отправлен в Америку по обмену. Там работал, женился [102] А. Н. Грамп женился на американке Г. Я. Кливанс после возвращения из США. , вернулся и тут же был посажен [103] Грамп был арестован через три года после возвращения. . Человек необыкновенной энергии и предприимчивости, он организовал бригаду, в которую попали и Леня с Климовым. Эта бригада гремела по Норильлагу своими успехами и за счет действительно добросовестной работы, и за счет умения Грампа писать наряды и иметь хорошие отношения с начальством. Леня о Грампе всегда говорил с благодарностью. У Лени руки умели только писать и играть на рояле, но ноги у него были крепкие, и он приспособился катать тачки с бетоном. Это тоже далось ему нелегко. Он стеснялся своего неумения и боялся подвести бригаду. За невыполнение плана урезали «пайку». Поэтому он даже в обеденный перерыв тренировался и достиг в этом большого мастерства. Норма: 250 тачек бетона на расстояние 50 метров – ему казалась нормальной. Потом и на даче катал тачки с удовольствием. Его от природы сильный организм как-то приспособился к зверским условиям. Он стал шире в плечах, наросли мышцы, и он стал сильным. Но все-таки он чувствовал, что чем дальше, тем меньше оставалось шансов выжить в таких условиях весь срок. Он начал искать пути к спасению. Ходили слухи, что то одного, то другого специалиста брали на работу в контору. Это я потом расскажу, сначала кончу о жизни на «общих работах». «58-я статья» состояла в основном из бывших членов партии (кстати, Леня даже не был исключен, его исключили в 1948 году – спохватились), молодых, которые считали, что, где бы они ни были, они должны работать добросовестно. Уркаганы [104] Уркаган – аббревиатура от: урочный каторжанин, то есть тот, кто отбыл свой срок наказания на каторге; позднее – матерый преступник, немало времени проведший в тюрьмах. занимали всякие хлебные должности: хлеборезы, кладовщики, повара и т. д. На тяжелых общих работах они работали плохо – принудительно. Были даже «отказники», пороли себе кожу на животе. Леня рассказывал, как однажды летом один парень, выйдя на работу, отказался работать. Конвой стянул с него рубаху и поставил стоять. Гнус невероятный. Комары, мошка, слепни – все это облепило парня. Он извивался, чтобы избавиться от укусов, кожа стала пухнуть, а он не сдавался. Вот какая «высокая принципиальность».

Однажды была страшная пурга, занесло железную дорогу. В середине пути между Норильском и Дудинкой, в районе станции Тундра, образовалась пробка. Снегоочистители не справлялись, нужны были люди с лопатами. На подмогу были высланы две бригады заключенных: одна бригада из уголовников, другая – «58-я статья». Шли пешком. К концу второго дня пришли на станцию Тундра. Там пробыли почти месяц, расчищая занесенные снегом составы. Жить было трудно, работать тяжело. Бани не было. Появились вши. Однажды после двенадцатичасового дня работы усталые вернулись к себе на нары. Вдруг поступило распоряжение: через час выйти к станции Октябрьская (семь километров пути) на помощь работавшему там снегоочистителю. С Октябрьской предстояла долгая обратная дорога пешком по снегу к себе домой. И тут новое распоряжение: каждые два человека должны взять по мешку хлеба, которые нужно на своих плечах донести до станции Тундра. Начался ропот. Но делать было нечего: конечно, хлеб взяли и пошли. Уркаганы распечатали мешки и ели свежий хлеб «от пуза». А «58-я статья» не тронула ни крошки, обходясь своим «сухим пайком». В Тундре принесенный хлеб сдали по весу. И когда добрались до Норильска, всю недостачу хлеба разделили между всеми членами обеих бригад и вычитали из очередных паек каждого [105] Этот эпизод подробно описан в воспоминаниях Л. Я. Гинцбурга «Страничка из прошлого» (см. в приложении). .