Вера Флоренская - Моя жизнь

Расскажу теперь о том, что было со мной. Рассказала я, как привезли меня в Уфу, как заболела воспалением легких. Киевлянка (одна из жен), которая поселилась со мной, позвала частного врача. Он приходил раза три, денег с меня не взял. Деньги кончились. Я понимала, что надо искать работу. При первой возможности я, обливаясь потом от слабости, пошла на поиски. Пришла в Госплан (башкирский). Меня сразу посадили и навалили кучу папок с грифом «секретно» и стали объяснять работу. Я сказала, что сначала пойду в отдел кадров. Там сидел порядочный человек, который мне сказал, чтобы я зря не ходила, а сразу шла в местную промышленность, что есть такая инструкция в отделах кадров. Пошла в трест местной промышленности. Там меня сразу взяли плановиком на Предприятие № 2 – швейный цех, часовая ремонтная мастерская и матрацный цех. Человек 50–60 рабочих, и контора, и директор, и главбух, и помощник главбуха, и плановик, и нормировщик, и начальники цехов. Директор пишет: «Коюху вывозить мусор!» Я ему говорю: «Конюху, а не коюху». Он говорит: «Я же из крепостных, где же мне грамоте знать». А ему лет тридцать пять. Я его не стала просвещать насчет истории и поняла, что все надо принимать как есть. Я же на них производила странное впечатление. Я шла по городу, был очень сильный ветер, меня всю занесло пылью, от слабости я обливалась потом. Я этого не чувствовала, но мне потом сказали, что по лицу текли грязные полосы. Стоять перед директором я не могла, села на окно. Когда мы пошли все на демонстрацию по поводу Октябрьских праздников, я взяла с собой книжку и, так как среди незнакомых людей чувствовала себя плохо, на остановках читала. Подходит директор: «Что читаете?» Я думала, что он решил просто поговорить, даю книжку. Он ее перелистывает по листочку, возвращает мне и молча уходит. Подходит начальник часового цеха – то же самое. Потом они рассказали мне, что проверяли, нет ли у меня бомбы. Спрашиваю начальника часового цеха: «Где купить часы настольные?» Он говорит: «Вот на главной улице часовой магазин – там». Я поняла, что что-то не так, по опущенным глазам остальных. Но, когда кончилась работа, я побежала в магазин и купила очень дешевые и очень хорошие часы, которые служили мне потом много лет. На другой день я говорю часовщику: «Спасибо, что сказали, я купила». Всеобщее удивление. Часовщик очень смущен, не поверил, побежал в магазин. Оказалось, что вчера получили несколько штук и уже все продали. Он-то думал, что я, не успев еще освоиться, уже выклянчиваю у него часы. Потом он мне предлагал часы разные – старинные реставрированные, но я была уже обеспечена. Он хотел надо мной поиздеваться!

Потом у меня сложились со всеми прекрасные отношения. О каждом из этих людей можно написать роман. Секретарша – милая женщина, хорошая работница, хорошо одета, староверка, лет тридцати восьми. В молодости совершила ограбление в банде с убийством, была приговорена к смертной казни, но благодаря амнистии Крупской отбыла в лагере сколько-то лет. После освобождения приехала в Уфу, имела норковую шубу, уфимские шоферы знали ее квартиру – она всех принимала, в том числе и нашего директора. На работе была скромна, мила и честна. Кассирша – хорошенькая милая татарочка, жена какого-то финансового начальника. Работала прекрасно, грамотно. Дома у нее двое детей, чистота и порядок. Но она попала в лапы «органов». Однажды мы с ней сидели где-то на лавочке, и она мне сказала, показывая на здание НКВД: «Как я их боюсь». Ее заразили сифилисом, потом она сошла с ума. Заместителем главбуха была Маруся. Дома она с матерью растила пять человек братьев и сестер. Мать была больна. Маруся работала день и ночь. Она была умница и прекрасный бухгалтер. Они все знали друг о друге все, знали все недостатки друг друга. Удивительно было их уважительное и доброжелательное отношение друг к другу и желание помочь без навязчивости. Они меня, правда не сразу, приняли в свою орбиту, и мне с ними было хорошо.

Душой этого микроклимата был начальник часового цеха Борис Аронович Берг или Берх (не помню). У кого бы какая беда ни случилась, везде был он. Заболела у Маруси язва желудка – он бежит в аптеку. Неприятность с директором – он мирит. Он пользовался беспрекословным авторитетом, и его немного побаивались, особенно начальство. У него в черепе сидел осколок бомбы, и иногда он терял сознание, забивался где-нибудь в угол и спал. Он всем давал понять, что он военнообязанный по особой специальности, «где нужны часовые механизмы». Мне тайком об этом говорили, как о военной тайне. На самом же деле он числился в обозе, как потом мне сказал. У него была молодая красивая жена, двое прекрасных детей: восьми и четырех лет, прекрасная квартира в новом доме, очень хороший заработок. Он покупал сломанные часы, реставрировал их и продавал. Остальные часовщики к нему относились с обожанием. Зарплату он получал сразу за всех. Приносил в цех. Клал ведомость и деньги, и каждый брал, сколько положено. Остатки он брал сам. Не было случая, чтобы кто-нибудь обсчитал. В молодости он где-то воевал, его кумиром был Блюхер. Был ранен, и осколки остались в черепе. Поступил на медицинский факультет в Москве, проучился один или два семестра и почувствовал, что пропадает, так как помощи ни от кого не было, одежды тоже, голод донимал. Началось что-то с легкими. В один прекрасный день он уехал из Москвы и стал настоящим бандитом. Был НЭП, и он считал, что грабить нэпманов не грешно. Собрал шайку. Они останавливали поезда, грабили пассажиров по выбору, вернее, у кого было что грабить. Жил он в хорошей комнате, полной ковров и всяких вещей. Познакомился с молоденькой девушкой из «хорошей» семьи. Он мне рассказывал, как эти родители, увидев молодого человека, хорошо одетого, даже не поинтересовались, откуда у него деньги, если он не работает, и выдали ее за него замуж. Тем временем он почувствовал, что сколько веревочке ни виться, а конец будет. Уехал куда-то, потом еще куда-то, заметая следы (тогда это было нетрудно), и, наконец, обосновался в Уфе. Часовое дело он знал с детства – отец имел часовую мастерскую.

Моральный кодекс у него был собственный. Два примера. Почему-то он мне доверял. Наверное, потому, что я слушала его внимательно и не осуждала (у меня и мысли, и душа были далеко). К нему пришел один из тех бандитов, которые с ним грабили поезда, и говорит: «Мечусь по разным городам, напали на мой след, а я давно уже оставил эти дела. Хочется жить по-человечески». У Берга были знакомые партийцы. Он одного пригласил куда-то, напоил как следует, повел его домой, довел до какой-то скамейки. Они сели, партиец заснул. Берг вытащил у него паспорт и партбилет. На другой день он документы отдал бандиту, оказал «товарищескую услугу». Пострадавший жаловался ему, что потерял документы, но ни тени подозрения не падало на Берга. Однажды я сказала Бергу, что хочу купить наручные часы, только самые дешевые. Мне они нужны были для работы. Он мне принес огромные, наверное, сделанные из мужских карманных, но шли они хорошо, меня вполне устраивали, и я не усмотрела никакой насмешки с его стороны. Он все старался уязвить «московскую дамочку». Потом, когда он понял, что до меня это не доходит, что я ко всему этому отношусь равнодушно, ему стало стыдно. Надо сказать, что он старался показывать, что он мой любовник, видимо, для престижности. Утром рано поймает меня на дороге, и мы вместе приходим на работу. Я не замечала. Однажды он приносит мне золотые часы и просит принять от него подарок. Это было уже слишком. Он стал уверять, что золотой футляр у него валялся много лет, что механизм лонжиновый [108] Имеется в виду знаменитая швейцарская часовая фирма «Лонжин» (Longines), созданная в 1832 г. и производящая часы класса люкс. он вытащил из чудесных часов, которые принесла ему «какая-то намазанная не то спекулянтка, не то жена ответственного», а ей вставил другой механизм. Так что эти часы ему ничего не стоят. Поэтому я могу их спокойно взять. Потом я узнала, что он с этими часами долго возился, и весь цех разделился: одни думали, что я возьму их, другие – что нет. Его престиж упал. Он долго злился.