Михаил Талалай - Княжна Голицына – принцесса моды

И все же для всех я оставалась маленькой княжной Голицыной, которой поручали каждый раз вручать цветы, когда в школу приходили известные лица, такие как министр колоний Луиджи Федерцони или Коррадо Риччи – сенатор и президент Высшего совета по античности и искусству, который в период фашизма руководил многими работами, такими, как раскопки и реставрация римского Форума, строений на холме Палатино и в античной Остии.

Конечно, все это было лицемерием. Я спрашивала себя: «Почему они выбирают именно меня? Из-за моей фамилии? Или потому что я самая высокая?» Меня вызывали даже тогда, когда я отбывала наказание. От этой школы у меня не осталось приятных воспоминаний. Не было теплоты отношений, я не чувствовала, что меня понимают. Была еще одна жертва этих наказаний: ученица Оретта Черпана, старше меня на два года. Нас запирали в разные комнаты, заявляя, что мы являемся зачинщицами всех безобразий.

В то время газеты уделяли особое внимание одному событию. Графиня Дороти Дентиче ди Фрассо познакомилась в Америке с актером Гарри Купером и пригласила его приехать к ней в Италию. На ужинах в Риме в честь американского актера присутствовала и мать Оретты Черпана. Когда я узнала об этом, то попросила Оретту добыть для меня фотографию с автографом Гарри Купера. Во время обеда в школе достала фотографию, чтобы показать ее подругам, и не заметила, что за спиной у меня стоит монахиня. Она вырвала фотографию из рук, заорала: «Кто этот мужчина?» и, не дождавшись ответа, повела меня к ректору, а тот удалил меня с занятий. Потом вызвали мою мать. Объясняя им, что «мужчина, вызвавший столько волнений», был лишь известным американским актером, Нина не смогла удержаться от смеха.

А затем наступили 30-е годы. Пишет Мара Пармеджани Альфонси: «Кино находит и празднует новое воплощение красоты. Грета Гарбо – тончайшая, неземная, таинственная актриса. Мода следует за ней: на лицах поменьше грима, шляпы с большими полями погружают лицо в тень, в почете высокие и стройные девушки, одетые в мужские пиджаки. Входят в моду длинные черные шелковые накидки, придающие исключительную женственность. В 30-е годы мода останавливается в задумчивой паузе, которая не только длится несколько лет, но и будет регулярно возвращаться на круги своя в последующие годы. Разразился бум на лисьи воротники. Вокруг лиц кинозвезд и вокруг шей богатых женщин засверкали меха серебристых лис, которые на время войны уступили место мехам более домашним – бараньим, овечьим и козьим».

Княгиня Виктория Русполи с Риккардо, Беатриче и Эмануэлой, Рим, 1922 г.

В годы отрочества самым большим развлечением для меня были танцевальные четверги в семье Русполи. В них участвовали Беатриче, с которой мы были одногодки, и Эмануэла, ее старшая сестра, позже она вышла замуж за сына испанского короля. По субботам в их дворце проходили праздники для взрослых, а четверги предназначались для нас. Я обожала танцевать вальс, и получалось это у меня превосходно. Я больше общалась с мальчиками, чем с девочками, у подруг это порождало зависть, чувство соперничества. Я ощущала себя иной, чем они, а они смотрели на меня как на привилегированную персону, хотя я и не понимала почему, ведь они были намного богаче, чем я.

К сожалению, лучшие молодые люди моего поколения почти все погибли на войне.

Ранее, до этих танцевальных вечеров, я всегда одевалась просто и по-спортивному, потому что так хотела мама. Ей нравилось, когда я была скромно одета. Кроме того, не имея больших денег, она выбирала мне такую одежду, что подходила бы и для прогулок на вилле Боргезе, и для обедов вместе с подругами. Когда мне исполнилось 17–18 лет и я стала ходить на балы, я начала одеваться более женственно, но тоже весьма скромно. Мне никогда не нравились экстравагантные и претенциозные вещи. Позже, уже на своих вернисажах мод, я показывала всегда простые модели, очень редко выставляя что-то эксцентричное.

Завязались первые флирты, но Нина постоянно вмешивалась. Она была строгой, настаивала, чтобы соблюдались определенные правила, прежде всего, чтобы она всегда была в курсе, где я нахожусь и во сколько приду домой. Сама же она распрощалась со своей личной жизнью и решила полностью сосредоточиться на моем воспитании. У мамы было много поклонников, и если бы она захотела, то вполне могла бы выйти замуж. Но она не пошла на это ради меня. Если не ошибаюсь, свою личную жизнь она видела только в связи с моей. Меня же все это сильно угнетало, и в конце концов я начала просто задыхаться. Кроме того, у меня появились комплексы: Нина была так умна, что я боялась проиграть в сравнении с ней. Она становилась лучшей подругой всех мальчиков, с которыми я флиртовала, а на самом деле, пока у меня сохранялась с ними какая-то сентиментальная связь, она осуждала меня и всячески препятствовала нашим встречам. Но как только мои отношения в этом плане прерывались, мама снова приглашала ребят к нам и вновь относилась к ним доброжелательно.

В 17 лет вместе с Пегги – американской подругой, которая гостила у нас в доме, я была приглашена на бал в Гранд-отель. Я решила, что вернусь рано, так как наутро мне предстояло отправиться в горы. Пегги желала остаться на вечере подольше, но я ее уговорила. На улице шел снег. Мама настаивала, чтобы я отвезла подругу к ее родителям в чьем-нибудь сопровождении, и на этот раз водителем был Крешенцио Серлупи, настолько некрасивый парень, что мама не считала его «опасным». У него была американская машина, и это, как оказалось позже, нас и спасло – иначе мы бы погибли. Как только мы отъехали от Гранд-отеля, машина начала скользить по дороге, она шла зигзагами, от одного тротуара до другого. Я подумала, что Крешенцио пьян. Я была на заднем сиденье, и от меня от водителя и Пегги отделяло стекло. Когда я почувствовала, что машину сильно заносит, я нагнулась к стеклу и хотела крикнуть Крешенцио, чтобы он тормозил. Но он и так уже тормозил, чем лишь ухудшил ситуацию, поскольку, когда асфальт скользкий, колеса теряют сцепление с землей. А машина тем временем на всем ходу врезается прямо в фонарь, и в тот же момент меня бросает вперед и влево и я ударяюсь лицом о ручку двери. Помню, что на мне был костюм бирюзового цвета из шифона, а к волосам я прикрепила живые камелии. Из машины я вышла вся окровавленная, а у Крешенцио даже очки не были разбиты, с Пегги тоже ничего не случилось. А у меня переносица была сломана, одним глазом я не видела и потом несколько месяцев. Спутники были в шоке и все проверяли, в порядке ли они сами. Я же, вся в крови, искала носовой платок и только просила их позвать кого-нибудь на помощь. Но мои друзья словно не слышали. Прошло еще несколько минут, наконец они опомнились и увидели, в каком я состоянии, тогда они решили оставить меня здесь, а сами бежать за подмогой в Гранд-отель. Но я не собиралась торчать здесь совсем одна и ответила, что хочу вместе с ними отправиться в гостиницу. Это был первый настоящий физический шок в моей жизни. Мы вошли в отель и я побежала в туалет. Когда я глянула в зеркало, то чуть не потеряла сознание: передо мной была кровавая маска. В гостинице все начали суетиться: меня нагрузили полотенцами, платками, позвонили маме, сказали ей, что я якобы ушиблась, танцуя, и что надо зайти в аптеку перед возвращением, и мы действительно пошли туда, и аптекарь, увидев меня закричал: «Скорее отправьте ее больницу!» Все это происходило в час ночи.