Константин Ливанов - Записки доктора (1926 – 1929) [litres]

23. Х

За последний месяц ежедневно обращаются ко мне больные с просьбами о рецептах на муку, манную крупу и рис: «Хлеб, что выдают – есть невозможно: кислый, клейкий, в рот не лезет, а как поешь – весь живот изрежет». «Молока покупать не на што, а чем без молока кормить ребят: никаких круп не дают». «Уж вы вместо лекарства-то напишите, сделайте милость, рецептик на мучку беленькую, а если можно, то и на манную крупу: все и болезни-то наши от голода, как бы ели хорошо, и к докторам бы не ходили, не беспокоили бы их». «Уж вы мне скажите, доктор, откровенно: стоит принимать лекарства, когда пищи нету?» «Всё предусмотрено начальством нашим: как от болезней оберегаться, что полезно, что вредно, физкультура всякая на стенах развешена, до всего в уме дошли, дошли, что и Бога-то нету… уж так всё распрекрасно, что и умирать не надо. А вот, как есть-то нечего, кому скажешь без Бога-то: хлеб наш насущный даждь нам днесь? Не Михаилу ли Иванычу с Алексеем Иванычем: попробуй сунься! [89] Имеются в виду Михаил Иванович Калинин (1875–1946), председатель ВЦИК СССР, и Алексей Иванович Рыков (1881–1958), председатель Совнаркома СССР. Они тебе покажут, где хлебец растёт, это они умеют…»

24. Х

«Мой муж после обложения финотделом – два раза травился».

Нередко замужние женщины, когда их спросишь: «Сколько у вас детей?» – не отвечают, а плачут.

25. Х

Мать семерых детей. Ночью живущий в доме квартирант насильно овладел ею. Хотела «руки на себя наложить». Теперь в ужасе от возможной беременности.

«Мужу 52 года, мне 50-й. Тридцать два года жили вместе. Теперь разошлись. Взял девчонку 18 лет: конечно, потому ипошла, что ей есть нечего, а муж-то мой хорошо зарабатывает».

«Совсем без ума сделалась: вчера пошла в магазин купить на пальтишко дочке и только руку-то вынула из кармана, чтобы пощупать материю – а кошелёк-то с 20 рублями и стянули. Ну не дура ли: не знаю, что есть будем, а я за лекарством пришла!?»

27. X. Разговор двух крестьянок

«Если хочешь знать, что за начальство у нас, сходи в финотдел. Там увидишь, когда спросишь, где самый главный, – вот ни за что не вздогадаешься, кого увидишь! – Мишку Базанова увидишь!» – «Какого Мишку, нашего сретенского?» – «Его самого!.. Такого из себя разделывает – куды любому барину до него! А ведь сама знаешь: никудышной мужичонко!»

«Ухо заложило. Сходила к ушному. Дунул в ухо-то, уж так хорошо дунул, что теперь и вовсе ничего не слышу!»

Милиционер 32 лет. Просит дать справку в том, что обращался за медицинской помощью: «Сегодня у нас песни учат петь, к празднику. Прошлый год учили, не могли выучить. Вывели на площадь, да как запели, так никто и не знает ни одного слова! Теперь опять учат… С 18-го года всё учат петь… До чего надоели… Только и песен: за власть да за власть! И конца не видно!»

«Доктор наш деревенский сказал мне: ничего не опасайся, я тебе сделаю аборт по-заграничному, а потом подвинчу тебе матку и сделаю опять как новенькую!»

3. XI

«Ходила этта в полуклинику: давали капли красные, потом порошки серые да микстуру зелёную. Что-что разного цвету – а толку никакого!»

«Детей у меня – до дуры» (много).

«Уж как жить-то трудно – а всё от того, что “Бога-то нету!”»

«Уж вы не обидьтесь, господин доктор, если я вам вот что скажу: не любят вас доктора и уж чего не говорят про вас… и лекарствами будто старыми лечит, а новых не признаёт, и на лучи не посылает, а если к нему идут, так это колдовство какое-то, и почему его любят как-то по-особенному, в отличку от всех – и понять невозможно! Со всякими болезнями к нему идут, а настоящих специалистов обходят! Ему не надо, говорят, доверяться, – он отсталых взглядов держится…»

6. XI

Женщина около 50 лет. Собираясь уходить после осмотра и получения рецепта, в нерешительности остановилась у дверей, потом, быстро повернувшись, бросилась на кушетку и, закрывши лицо руками, начала плакать… Я молча сидел за столом, смотрел и ждал, что будет дальше… «Милый, дорогой доктор… простите… тяжело мне… стыдно как! Никому никогда не говорила… не могу больше… Сердце мне говорит, что вам одному нужно сказать, что вы один не станете презирать меня… Мне стыдно глядеть вам в лицо… пожалейте меня… скверную, грязную… Муж мой заставляет меня… о, Господи, не знаю, как и выговорить!.. Заставляет брать в рот свой член… И плачу, и молю всячески – ничего не слушает! Будешь отказываться – исщиплет всю. Кричать боюсь: перегородка тонкая – другие квартиранты там, услышат, стыдно. Если ты жена моя, говорит, и хочешь со мной жить, должна исполнять все мои желания… Не интересно, вишь, ему, надоело, как люди-то живут… Весь день потом полощу рот, тошнит, ничего есть не могу… Не глядела бы на свет Божий… Родители мои милые, матушка с батюшкой! Легче бы мне лечь к вам в сырую землю, чем терпеть такое над собой!!»

Имя ребёнка: Гул.

Рано утром вызвали меня к больному профессору политехнического] института С. А. Алексееву-Аскольдову [90] Сергей Алексеевич Алексеев-Аскольдов (1871–1945) – профессор Петербургского университета и политехнического института, специалист в области западноевропейской философии. . Колоссальное желудочно-кишечное кровотечение – вероятно, на почве язвы желудка. Профессор сослан в Рыбинск на три года. Живёт вдвоём с другим ссыльным. Комнатка маленькая, в частном доме, плата 20 рублей в месяц. Профессор лежит на неудобных козлах, жесткий тюфяк, тощая подушка. Питание плохое, заработков никаких. Для ухода за больным приехала его дочь, девушка 18–19 лет. Треть комнаты занимает стол с разными принадлежностями для производства кукол (заработок второго ссыльного студента-медика). В углу на полу тощий тюфяк (вернее мешок, набитый соломой). На нём спит дочь профессора. Все трое удивительно милые, кроткие люди. Настоящие христиане. Профессор – последователь Вл. Соловьёва [91] Владимир Сергеевич Соловьёв (1853–1900) – русский религиозный философ, поэт, публицист и критик. , тонкий знаток и ценитель Достоевского, Розанова, А. Белого [92] Андрей Белый (1880–1934) – русский поэт Серебряного века. . Красивое, одухотворённое лицо в рамке белых волос, что-то от Соловьёва в нём. Невольно думается – есть какой-то глубокий провидческий смысл в том, что такие люди рассеиваются по лицу земли Русской.

«Мой муж “рахманного” [93] Здесь: разгульного, дурного. поведения».

11. XI

«Муж мой (чиновник почтовый, 48 лет) в последнее время всё нервничал. По службе всё придирки. Пришёл на днях домой, говорит: “Что-то лихорадит”. Положил голову ко мне на руки, вздохнул и помер. Успел только сказать, что экзаменовали его по политграмоте, что спрашивали, всё ответил».

«Конешно, мужовья-то нонче не очень удашны, так что про семейное положение говорить не приходится».