Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

П[ исьмо ] 198:

Вчера видел Буэ в первый раз. Весь вечер слушал его болтовню. Не пересказать всего: ну, хоть кое-что, без связи, системы, стиля, разбора дичи от недичи, à bâtons rompus [125], что вспомню; слушайте. Все пленные говорили им, что если бы после Альмы немедленно штурмовать южную часть С. [126], то он был бы в их руках. Арно {549}сделал бы это; к сожалению, нравственные его силы, остановившие косу смерти на несколько дней (по выражению Императора) [127], должны были, наконец, уступить законам природы. Арно не послушался бы Роглана {550}, который не хотел рисковать немедленным приступом. Канробер тоже хотел действовать немедленно, но Роглан старше его, и пришлось уступить осторожному англичанину. Откладывая штурм на 20 дней, союзники полагали найти укрепления почти в том же положении, но, к их большому удивлению, в эти 20 дней осажденные успели произвести гигантские работы. В день бомбардирования мы, говорит Буэ, сделали только диверсию с моря и заставили замолчать укрепления (??), воображая, что подобный же успех происходит и со стороны суши. Между тем оказалось, что там успеха не было и штурма дать было нельзя. Тут мы убедились в неимоверной деятельности и познаниях инженеров и артиллеристов, а также и моряков, действовавших в укреплениях, и узнали, что русские в неделю воздвигают то, что англичане (о своих не говорит, о самолюбие!) не сработают и в два месяца. В дальнейшем разговоре, возвратясь к беспрестанно и поныне вырастающим из земли защитам и говоря о быстроте исправления того, что удавалось повредить, Буэ воскликнул:

– Англичанам в месяц не сделать, что русские делают в три дня!

«Мы воображали, – говорит Буэ, – что наше главное преимущество состоит в armes spéciales, génie et artillerie [128]; воображали, что русская пехота по бывшей ее славе превосходна. Вышло совершенно наоборот. Мы оказались слабы в armes spéciales, а пехота русская оказалась несравненно ниже ее репутации. Он видел собственными глазами, как зуавы и венсенские егеря справлялись с русскою пехотой при Инкермане. Один батальон зуавов разбивал целых два русских полка, проходил штыками сквозь них и, обратясь, ударял с тылу, рассеивая неприятеля во все стороны». По-моему, это нелепость, и вот в доказательство выписка из П[ исьма ] 199, где говорится: «Буэ видел, как батальон зуавов пробил полк насквозь и, обернувшись, разбивал его во все стороны». (Здесь из двух полков сделался уже один.) Слабость русской пехоты Буэ приписывает дурной пище и бивакам открытым и (П[ исьмо ] 199) недостатку карабинов Минье. О пище говорит с большим удивлением: сухари из черного хлеба и вода, – вот все, что едят наши; очень часто и большею частью столь труден подвоз провианта! Хлеб, говорит, таков, что наши собаки есть не будут; многие из русских дезертиров показывают, что бежали по причине голода. Экзальтацию русскую при нападении Буэ приписывает влиянию наших попов, которые будто бы понуждают не давать пардона и убивать раненых и пленных {quelle bêtise [129]}; разуверить его невозможно; все союзники убеждены в этом влиянии попов. «Попадется, – говорит Буэ, – в наши руки, то мало его повесить; надо четвертовать это адское исчадие». По Буэ, Севастополь возьмут штурмом, когда захотят; но не хотят жертвовать для этого 8 тыс. человек. Теперь намерены прежде разбить нашу армию, а потом Севастополь сдастся сам собой.

Евпатория важный пункт для этого предприятия, и вот совершается то, что мы с вами предвидели. – Союзная армия не есть ли corps inerte [130]; она имеет мысль, мнение, волю, которой противиться трудно; она хочет не только взять С., разрушить его и сжечь или взять флот, но хочет еще овладеть Крымом. Это последнее хотение Буэ считает не серьезным (!), потому что удержать Крым правительства западные не хотят, да притом это невозможное дело (слава Богу).

Турецкий флот был под командою собственно Буэ; какая дрянь! говорит он. Союзники интересовались узнать имя du chef du génie [131]в Севастополе; странно оставаться в неведении насчет такого замечательного исторического лица. Пленные и дезертиры показывали нескладно и непонятно выговаривали имя, так что Буэ до сих пор не известно имя знаменитого начальника всех этих волшебных работ для защиты Севастополя. Знаете ли вы? (Я должен сознаться с прискорбием, что официально не знаю). Вот как мало самолюбивы наши генералы; будь француз, давно бы имя его просверлило всем уши. Еще несколько строк из П[ исьма ] 199; быстрота действий артиллерии, меткость стрельбы ее, словом, все в совершенных крепостных работах производится столь правильно, bien entendu et combiné [132], столь быстро и твердо, что Буэ не видал возможности подобного совершенства. С. не только не пострадал от осады (т. е. укрепления его), но несравненно более укреплен со времени осады.

Моряки работают в Севастополе как нельзя лучше; Буэ получил к ним большое уважение и сожалеет, что не мог судить об искусстве их в море.

В январе 1855 г. я начал писать большое сочинение под названием: «Руководство по устройству водопроводов». К этому побудило меня неимение вовсе подобного руководства на русском языке и значительная ценность в малом числе имеющихся иностранных руководств. За образец я взял сочинение французского инженера Дюпюи под заглавием: «Traité théorique et pratique de la conduite et de la distribution des eaux» [133], {551}, но в моем руководстве введено много нового и, между прочим, правило для устройства водопроводов собственно в России. В сочинении Дюпюи приведены многие необходимые при составлении проекта водоснабжения формулы без указания способа исчисления, по которому они выведены. Не желая перепечатывать этих формул без их поверки, я должен был придумать все нужные для их вывода исчисления, которые часто были очень сложны. В составлении этих исчислений мне много помогал помощник начальника водопроводов инженер путей сообщения капитан Бернадский, сохранивший в памяти высшие математические исчисления, но неспособный не только применить их, но и вообще ко всякому практическому делу. В 1855 г. я передал один экземпляр «Руководства» в библиотеку училища мостов и дорог в Париже. Инспектор училища Шевалье н, которому я вручил этот экземпляр, был очень доволен тем, что исчисления, необходимые для вывода формул, помещенных в сочинении Дюпюи, напечатаны в моем «Руководстве»; впрочем, кроме этих вычислений, он, по незнанию русского языка, ничего не мог понять в моем сочинении. Приведу теперь же дальнейшую участь этого «Руководства».

Весной 1856 г. Чевкин, бывший в то время главноуправляющим путями сообщения, исходатайствовал назначение мне пособия от правительства в 1500 р. на его напечатание, которое я и начал немедля в типографии В. Готье {552}в Москве; рисунки литографированы в Москве у Баумана. Непривычка набирать формулы со знаками высших математических исчислений замедляла печатание книги, чему частью были причиной и праздники коронации Императора Александра II, так что сочинение в 40 печатных листов печаталось почти целый год; к ним приложено до 30 листов чертежей. В начале 1857 г. я, в бытность в Петербурге, представил через Чевкина один экземпляр Государю и 5 марта 1857 г. получил Высочайшее благоволение. В то же время я представил один экземпляр в Академию наук, которая назначила мне за это сочинение вторую Демидовскую премию в 728 руб. Я напечатал всего 600 экземпляров, полагая, что распродажа такого специального сочинения будет затруднительна. Вследствие весьма дешевой цены, по 6 руб., а для инженеров путей сообщения и для книгопродавцев по 5 руб. за экземпляр, все издание было раскуплено в несколько месяцев, так что у меня в настоящее время остается только один экземпляр. Через год после отпечатания {и впоследствии, означенное} сочинение нельзя было получить в книжных лавках, а при случайных покупках платили за него по 25 руб. и по 30 pуб. за экземпляр; поэтому меня неоднократно просили, чтобы я выпустил второе издание. В последнее время придумано много нового в работах по водоснабжению городов, а потому при новом издании моего «Руководства» потребовалось бы его переработать, к чему я не имел охоты. Сверх того, полагаю, что второе издание не принесло бы издателю выгоды. Покупки первого издания по 30 р. за экземпляр случайные; едва ли можно было бы второе издание продавать дороже первого, и едва ли оно разошлось бы в большом числе экземпляров, а потому за все издание можно было бы получить не более 3000 руб., а так как печатание текста и гравирование рисунков обойдется более 2000 pуб., то за весь значительный труд по переделке сочинения {и печатанию} его остается 1000 руб. {Я же, как выше сказано, сверх этого получил в пособие 1500 р. и Демидовскую премию в 728 руб., которые при втором издании получить нельзя.} Впрочем, в мае 1872 г. военный инженер-капитан Недзялковский {553}просил меня дозволить ему выпустить второе издание моего «Руководства», которое он хотел пополнить. Он рассчитывал на то, что мое сочинение приобрело большую известность, а потому, конечно, второе его дополненное издание будет лучше расходиться, чем новое сочинение по этому предмету, не имеющее за собой никакого авторитета. Я с удовольствием согласился на просьбу Недзялковского, но он ничего не сделал по этому предмету. Не помню, чтобы в наших газетах и журналах, за исключением Журнала путей сообщения, были помещены разборы составленного мною «Руководства». В Журнале же путей сообщения был помещен краткий и несколько придирчивый разбор инженера путей сообщения Липина {554}(впоследствии генерал-майора и правительственного члена совета Главного общества железных дорог), постоянно дурно расположенного ко всякому чужому труду, а к моему в особенности.