Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

В зиму 1855/56 г. шурин мой Валерий часто встречался у меня с другом моим А. И. Нарышкиным, при котором неоднократно говорили о несправедливости моих шурьев относительно присвоения в свою пользу всей вышеупомянутой примерной земли. Нарышкин, очень любивший меня и жену мою и желавший улучшения нашего денежного благосостояния, как-то раз, в присутствии жены моей, сильно заспорил об означенном предмете с моим шурином Валерием. Жена моя обиделась за своего брата и просила Нарышкина не бывать у нее. Конечно, он продолжал ездить ко мне, но мне очень было неприятно, что он принужден был не видеться с моей женой. Это положение продолжалось более полугода; впоследствии жена моя и Нарышкин помирились и снова подружились по-прежнему.

В эту же зиму приехала из Петербурга к нам жить Е. М. Гурбандт столь же неожиданно, как внезапно уехала от нас в начале 1853 г., {о чем мною упомянуто выше в этой главе «Моих воспоминаний»}. В нашей новой квартире не было для нее особой комнаты, но мы, немного потеснясь, поместили ее у себя. С самого ее приезда к нам заметно было расстройство ее умственных способностей; положение ее с каждым днем ухудшалось; очень любя жену мою, Е. М. Гурбандт часто по нескольку часов стояла за ее креслами, несмотря на приглашение отойти, так как Е. М. Гурбандт мешала жене заниматься. Когда меня не было вечером дома, она ложилась на пол подле нашей кровати; ее с трудом уводили в ее комнату; наконец, она начала ходить по комнатам босая и в одной рубашке, так что не было возможности держать ее в нашей квартире. Мы наняли для нее две комнаты в том же доме, в котором мы жили, и отдали ее под надзор хорошей служанке, посылая ей от себя все кушанье. Несмотря на надзор за нею, она часто врывалась в нашу квартиру, откуда с трудом ее выносили, и бегала по городу. Однажды ее привел из какой-то гостиницы офицер межевого корпуса, которому она сказала, что живет у меня, но позабыла мою квартиру. К счастью, в этот раз она меня не застала дома; она пошла к себе, оставив моему человеку для передачи мне кончик какой-то грязной тоненькой веревки. Впрочем, из своего ничтожного пенсиона (428 р. в год) она не забывала помогать двоюродным сестрам своего мужа, которые вскоре померли. После разных произведенных ею курьезов, я принужден был поместить ее в полицейскую больницу, в которой, пробыв около года и несколько поправившись, она пожелала переехать в Петербург, где я посещал ее. Она поселилась в маленькой комнате, постоянно молчала, но была спокойна.

По переезде моем в 1861 году в Петербург я не был у Е. М. Гурбандт, желая избавить и себя и жену от ее скучных посещений. Тетка моя H. А. Сосанопулос, выходившая из ее квартиры замуж, всегда ее посещала; через нее сохранялись наши отношения. В последние годы она бывала у нас и у моей сестры А. И. Викулиной, но очень редко, на несколько минут, и постоянно молчала. Я был у нее только один раз; она нанимала сырую, холодную и во всех отношениях неудобную и беспокойную комнатку на дворе дома в конце 9-й линии Васильевского острова, но по своей гордости не принимала ничьей помощи. В 1872 г. она писала к жене моей, что была больна холерой и истратила на болезнь все, что у нее было накоплено, а потому полагала просить пособия у Государя, чтобы было ее чем похоронить. Жена послала ей сколько-то денег, а я подал от ее имени прошение на Высочайшее Имя о пособии; ей выдали 107 рублей, несмотря на то, что по смерти мужа она в продолжение 20 лет ни о чем не просила. По получении этого пособия, она немедля отдала жене моей посланные ей последней деньги. Она желала быть помещенной в одно из благотворительных учреждений с платой за комнату и содержание, но, несмотря на мое ходатайство, оставалась с 1873 по 1875 г. третьей кандидаткой в доме призрения бедных {567}Императрицы Александры Федоровны.

В июне 1873 г., по соглашению с теткой моей H. А. Сосанопулос, она переехала к последней в подмосковную деревню с тем, что будет ей платить за свое содержание половину пенсии. Муж моей тетки был с нею очень резок. В конце 1875 г. открылась комната в упомянутом доме призрения, с платой 175 р. в год, и Е. М. Гурбандт заняла эту комнату. Ho у нее мало оставалось от пенсии, несмотря на получаемое от Военного министерства пособие. В конце 1880 г. я представил 3600 р. для учреждения в этом доме стипендиатки имени моей жены, и Е. М. Гурбандт назначена первой стипендиаткой, так что теперь она ничего не платит в доме призрения, содержанием в котором она постоянно довольна.

Двоюродный брат мой барон Александр Антонович Дельвиг, {о котором я неоднократно упоминал во II и других главах «Моих воспоминаний»}, давно оставил Павловский полк, в котором он служил. При продолжавшейся войне он почел обязанностью снова поступить в этот полк, и был зачислен, как и все определявшиеся из отставки, в резервный батальон, который стоял в Москве. Это нам доставило удовольствие видаться с ним почти ежедневно; по окончании войны он снова оставил военную службу.

Родная сестра его Мария Антоновна Родзевич {568}, {о которой я упоминал также во II главе «Моих воспоминаний»}, осталась вдовой, имея несколько детей, без средств к жизни. Она прислала ко мне своего сына н, который в 17 лет едва знал грамоту. Несмотря на тесноту нашей квартиры, в особенности после приезда к нам Е. М. Гурбандт, он поместился у нас, и мы наняли ему учителей. В конце этого года он с грехом пополам выдержал экзамен в юнкера. Произведенный в офицеры, он женился на дочери какого-то калужского помещика, вышел в отставку и живет теперь в небольшом именьице, оставшемся после его отца. Я о нем имею мало сведений; знаю только, что он своей матери мало помогает; конечно, и у него должно быть мало средств к жизни.

В марте 1856 г., вскоре по заключении невыгодного для России Парижского мира {569}, Государь приезжал в Москву. На Николаевской железной дороге поезд Государя сошел с рельсов, но не было никакого несчастия и никаких поломов в поезде. Главноуправляющий путями сообщения Чевкин провожал Государя и по приезде в Москву немедля воротился на место происшествия для исследования, причем взял меня с собой. Путь после проезда Государя не был исправляем; мы проехали в царском поезде несколько раз с различными скоростями по тому месту, где поезд сошел с рельсов, но он проходил свободно, и никакой причины к сходу поезда не отыскано. По осмотре пути, мы нашли в нем недостатки, которые, впрочем, не могли быть причиной схода поезда с рельсов; за эти недостатки Чевкин сделал замечание дистанционному инженеру Садовскому {570}, известному впоследствии по его товариществу с строителем железных дорог Петром Ионовичем Губониным {571}и приобретшему очень большое состояние. На сделанное ему Чевкиным замечание за недостатки в пути, он утверждал, что всему причиной оптовый подрядчик Смолин, – которого Чевкин тогда поддерживал, – и на каждое слово Чевкина отвечал десятками слов, так что последний на следующей станции просил передать Садовскому, чтобы он пересел в другой вагон.