Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Приехав в Париж после полуночи совершенно голодные, мы просили дать нам что-либо поесть, но получили решительный отказ, потому что буфет запирается в 12 часов; мы даже не могли допроситься горячей воды, чтобы напиться чаю. Моих дам поразило освещение улиц Парижа, от которого в наших комнатах было светло, я же нашел его освещенным хуже, чем Лондон. Только когда бывший против наших комнат магазин был освещен по вечерам, в них было действительно светло как днем.

Первый мой выезд был, конечно, к банкиру с кредитивом Штиглица. {По принятому мною способу описания моего путешествия я умалчиваю о виденных мною зданиях, театрах, общественных учреждениях и т. п., а только упоминаю о том, что произвело на меня особое впечатление.} Париж был тогда грязен, и во многих улицах была нестерпимая вонь; известно, что своей перестройкой, причем уширены многие улицы и устроены большие парки, сады и бульвары, он обязан Второй империи {254}. При этом, конечно, не обошлось без злоупотреблений, {от которых нажились многочисленные пройдохи Второй империи}, но тем не менее Париж обязан своим необыкновенным улучшением Наполеону III и бывшему при нем префекту барону Гаусману {255}{(Hausmann)}, которого французы, коверкающие по-своему все иностранные имена и убежденные, что они их произносят правильно, называли Осман. Из загородных гуляний мы посетили только Версаль; в самом Париже были в Chateau des fleurs [46], на Елисейских полях, а я один ездил на бал la Chaumière {256}, где в первый раз видел, как люди не только веселятся, но беснуются при танцах. Действительно, нигде не встретишь такой веселости и такой живости, как на гуляньях в Париже; чтобы оценить эту веселость и живость, достаточно было пройтись вечером по бульварам или, лучше сказать, по улицам, носившим имя бульваров, хотя на них не было деревьев. Сверх того, французы показались мне невзыскательными и добродушными в своих увеселениях. Накануне дня Успения Богородицы по нашему стилю сестра не хотела ехать в театр, и мы решили идти на представление в доме № 12, Boulevard Monmartre {257}. В этом представлении наиболее интересным было то, что на письменные вопросы, делаемые на одном конце двора, немедля отвечали на другом его конце, и то, что дама, сидевшая в коляске, описывала в вертикальной плоскости круг, так что в его нижней части голова ее была обращена к земле.

Передача вопросов и ответов производилась посредством обыкновенного электрического телеграфа, который был уже тогда довольно известен, а круговращение дамы производилось по железным рельсам и также не представляло ничего необыкновенного. Французы очень смеялись над собой, что их поймали в ловушку, заставив заплатить несколько франков за то, что не стоило смотреть, и нисколько не нападали за это на хозяина представления. В одном из театров в это время шла ежедневно пьеса «Les chiff oniers» {258}, которую играли хорошо; нам она очень понравилась.

В Hôtel des Princes обед был по 6 франков, довольно посредственный, но мои дамы были им довольны после немецких обедов; я же почти ежедневно обедал в одном из ресторанов. В Париже я нашел нижегородского губернского предводителя H. В. [ Николая Васильевича ] Шереметева и H. А. [ Николая Андриановича ] Дивова, приехавших так же как и мы, из Гомбурга, где они постоянно играли в рулетку, и весьма счастливо. С пос ледним я познакомился в Гомбурге у Шереметева. Эти господа, а равно брат Дивова, Александр Андрианович {259}, постоянно живший в Париже, и некоторые другие русские согласились давать друг другу обеды, к чему пригласили и меня. По жребию первый обед был дан мною, и это было для меня выгодно, так как мой обед, данный в Café de Paris, хотя был и хорош и дорог, но не мог идти в сравнение с утонченностями обедов, которые были даны впоследствии другими лицами. На моем обеде H. В. Шереметев, расхваливая и кушанье, и вино, сделал мне замечание, что подают шампанское не Клико, а других марок, тогда как мне небезызвестно, что он пьет только Клико. Я ему отвечал, что Клико нельзя достать во всем Париже; никто не хотел этому верить, и Шереметев объявил, что на его обеде на другой день непременно будет Клико, но не мог сдержать слова, так как сколько ни хлопотал, а Клико в Париже не нашлось. Он давал обед с китайскими гнездами {260}и другими утонченностями у знаменитого Филиппа н, а H. A. Дивов в занимаемой им квартире. Обед Дивова был изготовлен его крепостным человеком, учившимся в Париже и несколько времени жившим у Гизо {261}. Обед, конечно, был ничем не хуже обедов, которые Шереметев и другие давали ресторанах. За этими обедами я видел нашего тогдашнего посланника в Париже Киселева {262}, брата графа П. Д. [ Павла Дмитриевича ] Киселева, и нашего инженер-генерала Дестрема {263}.

Во время обеда у Филиппа в смежной с нами комнате обедало общество французов, по-видимому очень богатых. Узнав, что мы русские, они взошли к нам с бокалами шампанского в руках и просили дозволения выпить за наше здоровье. Тост сопровождался спичем, в котором выхвалялись русский ум, храбрость, щедрость и готовность помочь в нужде ближнему, причем произнесена была благодарность Императору Николаю за ссуду золота на несколько десятков миллионов франков, в то время как голод и происшедший от того денежный кризис угрожали великими бедствиями Франции; вслед затем французы выпили за здоровье русского Императора. Мы выпили также за их здоровье и за здоровье короля Людовика Филиппа, хотя последний тост видимо не всеми французами был принят с удовольствием, {но мы должны были отплатить этою вежливостью за их вежливость}.

Мы прожили всего одну неделю в Hôtel des Princes по следующей причине. Мои племянницы находили, что шоколад, который им подавали, не многим лучше берлинского. Желая доказать, что Париж не Берлин, я приказал в кондитерской, находившейся на углу бульваров и Rue Richelieu, принести нам несколько чашек шоколаду. Метрдотель нашей гостиницы, увидев это, сделал нам чрезвычайно грубую сцену, так как мы не имели права по постановлениям гостиницы ничего съестного брать иначе как из ее буфета. Эта сцена побудила меня искать другого помещения, и, несмотря на убеждения того же метрдотеля, чтобы мы не оставляли его гостиницы, мы переехали в гостиницу Rue Neuve St. Augustin, 45 н, где было и дешевле и лучше.

Сестра моя делала много покупок и заказов для себя и для своих дочерей. Все это стоило гораздо более того, что предполагалось израсходовать в Париже, а потому я неоднократно ездил с кредитивом Штиглица к банкиру за получением денег. Накануне нашего отъезда я взял у банкира деньги, требовавшиеся на уплату за недоставленные еще сестре вещи, согласно сделанному ею расчету, и на проезд до Вены. Но вечером и даже ночью приносили столько вещей, что снова денег недостало, и в то время как уже были приведены почтовые лошади для нашего выезда из Парижа, я снова ездил к банкиру за деньгами. Хотя я каждый раз брал более денег, чем сестра назначала, но и в этот раз надо было столько заплатить за покупки в Париже, что у нас осталась незначительная сумма.