Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

В Москве мы остановились у моей сестры А. И. [ Александры Ивановны ] Викулиной. В это время князь П. Н. Максутов, живший также в Москве, и А. И. Нарышкин, приехавший из орловского имения, собирались в Петербург; к ним присоединился я и приехавший из нижегородского имения шурин мой В. Н. Левашов. Всех трех моих спутников влекла в Петербург одна цель; в Сенате в это время назначены были торги на винные откупа, к которым должен был приехать в Петербург M. В. Абаза.

{В IV главе «Моих воспоминаний»} я говорил о том, что тесть мой и жена доверили С. В. Абазе, первый 22 900, а последняя 9500 десятин земли для представления залогом по винным откупам с 1843 по 1847 г., и {в V главе этих воспоминаний упомянул о том}, что по неисправности С. В. Абазы {в принятых на себя откупах} эти земли подверглись секвестру. С. В. Абаза большую часть земель, {предоставленных последнему покойным} моим тестем {для представления залогом по откупам 1843–1847 г.}, передал брату своему Михаилу Васильевичу. В. Н. Левашов надеялся, что M. В. Абаза или освободит весь означенный залог от наложенного на него секвестра, или уплатит Левашовым, по обоюдному согласию, деньги за ту часть {принадлежащей Левашовым} земли, которая была секвестрована, как по откупам, которые содержал M. В. Абаза, так и по откупам его брата Саввы Васильевича.

Некоторая часть земли Левашовых, бывшей в делах M. В. Абазы, была представлена им в залог по исправным откупам, а потому не подвергалась секвестру. С. В. Абаза предлагал мне, – {в то время, когда явно было, что содержимые им откупа должны по неисправности поступить в казенное управление}, – поместить землю жены моей, {служившую обеспечением этих откупов}, в залог по исправным откупам брата его Михаила Васильевича, заменив ее землей моих шурьев. Я, конечно, на это не согласился, и затем вся земля жены моей, отданная в залог С. В. Абазе, подверглась секвестру. Князь П. Н. Максутов, придумавший отдачу земель тестя моего и жены в залог Абазе, в надежде этим помочь нам и Абазе и получить от последнего за эту операцию вознаграждение, был очень взволнован тем, что, вместо получения нами ежегодно большой суммы денег, мы лишились нашего достояния, и что он, взойдя в долги и не имея никаких средств к жизни, не мог ожидать от С. В. Абазы получения ему обещанного вознаграждения. Он надеялся в Петербурге убедить M. В. Абазу, которого дела вообще шли хорошо, вознаградить меня и Левашовых за теряемые нами земли и получить от него хотя часть обещанного ему С. В. Абазою. Я не полагал, чтобы Левашов и в особенности Максутов могли достигнуть цели, но A. И. Нарышкин, более нас знакомый с Абазами и вообще с откупными деятелями, был противного мнения; он почему-то надеялся, что в этом деле поможет и Аггей Васильевич Абаза, старший брат вышеупомянутых. Сверх того, Нарышкин, разоренный винокуренным заводом, которого постройку он предпринял по совету своего свояка С. В. Абазы, надеялся, что братья Абазы и некоторые другие откупщики помогут ему, дав несколько паев в откупах, которые им достанутся на торгах; это тогда делалось довольно часто.

Я со своими тремя спутниками нанял целый дилижанс {(карету)} первоначального заведения Серапина {304}. Проведя несколько дней в Москве у сестры и оставив у нее жену мою, мы выехали в {упомянутой карете в} Петербург. Нарышкину с Максутовым пришлось сидеть друг против друга; с первой же станции начался между ними спор, сопровождаемый сильным криком, о политике, об откупах и о разных вопросах общественной жизни. Хотя спор был товарищеский, но крик был до того страшный, что мы {удалили их одного от другого}, насколько это было возможно, сидя в одной карете. Крики и даже взаимные колкости продолжались всю дорогу.

Перед выездом из Москвы Нарышкин и Максутов просили Колесова, служившего тогда в Департаменте внешней торговли, нанять для них и для меня комнаты в центре города, не выше второго этажа и не дороже 50 р. в месяц. Колесов их уведомил, что он нашел, по их желанию, квартиру на Большой Морской, в доме бывшем Калугина н. Мы прямо приехали в этот дом, но квартира наша, вместо второго этажа, очутилась в четвертом у содержательницы меблированных комнат г-жи Феде н. В нашу квартиру мы вошли через довольно большую комнату, в которой стоял обеденный стол; за нею следовала одна небольшая комната об одном окне и одна большая, из окон которой видны были дворец ВЕликой Княгини Марии Николаевны {305}и площадь, на которой впоследствии устроен Исаакиевский сквер.

По снятии дорожного платья в последних двух комнатах, когда один из нас захотел выйти в первую комнату, в которой стоял обеденный стол, он увидал, что г-жа Феде сидит в этой комнате за письменным столом. Сначала мы думали, что она не успела убрать своих бумаг, и выжидали ее ухода, но так как она не покидала своего места, то один из нас принял на себя упросить ее удалиться в виду того, что нам, часто одетым в халатах, неудобно иметь такую постоянную гостью. Она объяснила, что Колесов нанял только две последние комнаты за 50 pуб., а что комната, в которой она сидела и через которую необходимо было проходить в наши комнаты, осталась в ее распоряжении. Это значило, что мы не можем выйти из наших комнат иначе, как в полном туалете, и потому мы нашли необходимым нанять и эту комнату, за что прибавили еще 50 р. в месяц.

В день нашего приезда был у нас И. Н. Колесов, на которого Нарышкин и Максутов напали за наем комнат, из которых не было свободного выхода. Напротив того, Колесов, сохранивший и до настоящего времени страсть превозносить все, что он сделал или что ему принадлежит, очень хвастался тем, что нашел нам так дешево квартиру, удовлетворявшую всем требованиям Нарышкина и Максутова. Когда же последние ему заметили, что вместо второго этажа нанято помещение в четвертом, он просил их не говорить мне об этом, полагая, что я не заметил и не замечу числа ступеней подобно тому, как он, по своей наивности и рассеянности, их не только не заметил, но даже уверял, что их гораздо менее.

На другой день нашего приезда в Петербург я был очень удивлен полученной мною запискою от министра внутренних дел графа Л. А. [ Льва Алексеевича ] Перовского, которою он приглашал меня быть у него. Я не был знаком с графом, не имел никакого дела в его министерстве и не полагал, чтобы он мог так скоро узнать о моем приезде. Когда я прибыл согласно приглашению, то вместо графа меня принял Оржевский {306}, директор Департамента полиции исполнительной, которого я несколько раз видал при жизни еще двоюродного брата моего A. А. [ Антона Антоновича ] Дельвига. Он, по поручению Перовского, спросил меня конфиденциально об управлении Булдакова Симбирской губернией, об отношениях его к чиновникам Министерства внутренних дел, командированным {в означенную губернию} для какого-то исследования, и о дурных отзывах, которые Булдаков дозволял себе будто бы в обществе и при мне насчет центральных учреждений Министерства внутренних дел и самого министра. Я отвечал, что Булдаков, как человек очень умный, не может, по моему мнению, дурно управлять губернией, что отношения его к находящимся в Симбирске чиновникам Министерства внутренних дел приличны, и что его дурных отзывов о министре и центральных учреждениях министерства я не слыхал. Оржевский, видимо недовольный моими ответами, сказал, что он передаст их Перовскому, который не замедлит меня вызвать к себе, но этого вызова не последовало. Оржевский из моих ответов увидал, что я не буду ему полезен в его стремлении сменить Булдакова с губернаторского места.