Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Я уже сказал, что целью приезда моих трех спутников в Петербург были переговоры с A. В. и M. В. Абаза о вознаграждении Левашовых и жены моей за земли, подвергшиеся секвестру по неисправным откупам, бывшим в содержании с 1843 по 1847 г. у M. В. и С. В. Абазы, получение Максутовым хотя части вознаграждения, обещанного ему С. В. Абазою за то, что Максутов достал последнему означенные земли, и получение Нарышкиным паев в откупах, которые поступят в содержание близко знакомых ему откупщиков.

Чтобы не повторяться {в «Моих воспоминаниях»}, я теперь же расскажу не только результаты наших хлопот по делу об {означенных} землях в бытность нашу в Петербурге в 1848 г., но и дальнейшую историю этого дела. Я и мои спутники {в бытность нашу в Петербурге} видались очень часто с M. В. Абазою, а я и Нарышкин и с братом его Аггеем Васильевичем {307}. Первый кормил нас обедами, поил преимущественно шампанским с сельтерскою водой, забавлял нас шутками, остротами и импровизированными стихами, – на все это он был большой мастер, – но всеми способами уклонялся от разговора о вознаграждении за секвестрованные земли. С большим трудом мы добились от него обещания освободить от секвестра часть земли Левашовых, {состоящую залогом в откупах им содержимых}, с тем, что за ту, которая не будет им освобождена, он уплатит Левашовым по обоюдному их соглашению. Относительно же части земель Левашовых, оставшейся залогом по неисправным откупам С. В. Абазы, а равно и земель жены моей, M. В. Абаза дал обещание убедить брата своего выдать нам заемные письма, так как последний не имел средств к {нашему} немедленному вознаграждению. A. В. Абаза кормил меня и Нарышкина хорошими обедами и любил со мною беседовать, а я очень любил слушать умные речи этого старика. О земле жены моей мы ничего не говорили, тем более, что С. В. Абаза, всегда зависевший от своего старшего брата, приехав в 1842 г. на торги по винным откупам с вверенными ему лично залогами, вышел из повиновения у A. В. Абазы и взял откупа на срок 1843–1847 г. в противность совету своего старшего брата.

Максутов, конечно, не мог добиться никакого вознаграждения из обещанного ему С. В. Абазою, а Нарышкин, помнится, получил несколько паев в каком-то ничтожном откупе. Таким образом, мои три спутника, пробыв целый месяц в Петербурге, не достигли той цели, для которой приезжали.

После долгой переписки С. В. Абаза выслал мне и Левашовым заемные письма за земли, бывшие у него в залоге и подвергшиеся секвестру. Заемные письма были приняты Левашовыми и мной, так как нам было известно, что С. В. Абаза не имел никаких средств к уплате нам денег; мы могли надеяться на получение денег по этим заемным письмам только в случае поправления его дел, чего трудно было ожидать. M. В. Абаза полагал было отделаться тем же относительно Левашовых за их землю, секвестрованную по неисправным его откупам; между тем было известно, что вообще дела его идут хорошо, и нет причины уступать ему землю, поступившую в залог по 9 р. за десятину, за незначительную сумму и довольствоваться заемными письмами, когда он мог заплатить наличными. Но надо было найти человека, который сумел бы заставить M. В. Абазу раскошелиться. Мой свояк граф H. С. Толстой вызвался на это дело; для этого он поехал в Одессу, место жительства M. В. Абазы, где эксцентричными, в Английском клубе и в разных домах, рассказами о разорении Абазою Левашовых и дикими против него ругательствами, довел последнего до того, что он решился заплатить Левашовым весьма значительную сумму с целью отделаться от такого неотвязчивого распространителя дурных о нем слухов. Из этой суммы Левашовы отдали своей сестре графине Л. Н. Толстой 20 000 руб. в виду того, что она получила от их отца меньше имения, чем жена моя. Но эти деньги были бестолково прожиты Толстыми, равно как и все прочее их имение.

С. В. Абаза по {выданным им Левашовым и жене моей} заемным письмам никогда не платил процентов. После смерти его осталась вдова Варвара Сергеевна, урожденная Цурикова {308}, с многочисленными детьми без всяких средств к жизни. Зная, какие меры были употреблены Толстым для получения денег от M. В. Абазы, и будучи поручительницею по муже на заемных письмах, она очень опасалась, что Толстой, пользуясь доверенностью Левашовых, подаст их заемные письма ко взысканию и привлечет ее к личной ответственности. Поэтому она сама и через своего брата A. С. Цурикова и зятя А. И. Нарышкина просила меня о возвращении ей заемных писем, выданных моей жене, и о моем содействии к возвращению заемных писем, выданных Левашовым. Она за возвращение этих обязательств, простиравшихся на несколько десятков тысяч рублей, предоставляла единственное оставшееся после ее мужа имение, состоявшее из небольшого количества земли Полтавской губернии, {на которой} находился не действовавший ветхий разрушенный винокуренный завод. В виду бедственного положения В. С. Абазы, я согласился на возвращение ей заемных писем, выданных жене моей, и уговорил моих шурьев Левашовых возвратить выданные им заемные письма, причем объяснил им, что имение, которое В. С. Абаза предоставляет нам в вознаграждение, до того незначительно, что не стоит и брать его, но не получил на это согласия. Означенное имение было передано нам и, по желанию моих шурьев, купчая крепость на него была совершена на мое имя. Имение это не давало никакого дохода, а причиняло мне расходы по заведыванию им, и потому я поспешил его продать, взяв за него немногим более тысячи рублей; эти деньги я разделил между женою и ее братьями в пропорции количества десятин принадлежащей ей и им земли, поступившей под секвестр по неисправным откупам С. В. Абазы.

Вот чем ограничилось вознаграждение жены моей за потерю ею 9500 десят. земли. Эта потеря, сверх того, была поводом ко многим издержкам и хлопотам. Я уже говорил {в V главе «Моих воспоминаний»} о том, что заложенную по откупам землю необходимо было вымежевать из населенного имения, заложенного в Московской сохранной казне, для чего пришлось выкупить это имение и снова его заложить, на что потребовались значительные издержки.

Между тем многим залогодателям по неисправным винным откупам были даны разные льготы, состоявшие большею частью в рассрочке уплаты {накопившейся на их залоги} недоимки, накопившейся на их залоги, на 20 и 25 лет с обязанностью уплачивать ее ежегодно по ровной части без процентов. Залогодателям предоставлялось право всю сумму уплатить немедля с учетом из 6 процентов; при этом учете сумма долга уменьшалась почти вдвое. Надеясь, что землю жены моей можно будет продать рублей по пяти за десятину, я в 1860 г., через бывшего тогда министром финансов Александра Максимовича Княжевича {309}, испросил жене моей означенную льготу. Я был в это время председателем правления Московско-Ярославской железной дороги {310}, а Иван Федорович Мамонтов {311}, {о котором будет неоднократно упоминаться ниже}, был директором этого правления. Он удивился, что я так дешево продаю землю с лесом близ р. Ветлуги, по которой лес сплавлялся в Волгу, и, видя мое твердое намерение продать землю, ударил со мною по рукам в знак того, что она им куплена, но я потребовал, чтобы до окончания сделки он послал уполномоченного от себя для осмотра леса. Переговоры мои с Мамонтовым происходили при А. И. Нарышкине [51], который, по дружбе ко мне, был очень рад, что я отделался от нескончаемых хлопот по этому залогу и даже получу хотя небольшую сумму, но при моем совершенном безденежье имевшую для меня значение. Я все еще не верил тому, что продажа состоится, но Нарышкин уверял, что, {зная хорошо Мамонтова, он убежден, что} последний не изменит своего слова, а что {мною потребованный осмотр не что иное, как формальность, на которую} Мамонтов согласился из деликатности. Нарышкин в этот день обедал у меня и с бокалом шампанского в руке поздравил меня и жену мою с продажею земли. Спустя несколько времени Мамонтов сказал мне, что уполномоченный им для осмотра земли жены моей вернулся и объявил, что она далеко не стоит 5 р. за десятину, к чему Мамонтов прибавил, что он от своего слова не отступается. Я ему возразил, что в таком случае я отказываюсь от продажи, и на том дело с Мамонтовым кончилось.