Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Впоследствии я в Москве и в Петербурге старался продать означенную землю по 5 руб. за десятину, но старания мои, как с конторами, занимающимися продажею имений, так и с частными лицами, были безуспешны. Наконец, в начале 1862 г. нашелся человек, который заявил мне, что ищет купить землю для одного богатого московского купца, которого фамилии не припомнит. После длинных переговоров этот поверенный московского купца на Страстной неделе в 1862 г. заключил со мною домашнюю сделку на приобретение земли по 5 р. за десятину и взял у меня план этой земли с тем, что он воротится из Москвы недели через две для совершения купчей крепости. Между тем прошло уже около двух лет со времени {упомянутой} данной мне льготы, по которой должно было уплачивать ежегодно часть суммы, в которой была заложена земля жены моей, и в эти два года мною ничего не было уплачено. По этой причине я принужден был выхлопотать через того же A. М. Княжевича, перед самым увольнением его от должности министра финансов, новое повеление о дозволении жене моей вносить означенную сумму по частям, начиная с 1862 г. Но эти хлопоты были напрасны; лица, заключившего со мною домашнюю сделку на покупку земли, я более не видал и с трудом получил от него обратно {взятый им у меня} план земли.

В свидетельстве гражданской палаты, выданном жене моей для представления ее земли залогом по откупам, ничего не упоминалось о растущем на ней лесе, а потому я полагал законным производить в нем рубку для крестьянских нужд и для продажи, которая, впрочем, по изобилию леса в том крае, была незначительна. Так продолжалось более 20 лет, но по истечении этого времени, в бытность мою на службе в Петербурге, шурин мой Николай Левашов, постоянно враждующий с местными полицейскими властями, продал на сруб в пользу жены, но без ее и моего ведома, несколько леса, который был задержан местным исправником в виду того, что земля, на которой рос этот лес, подлежит секвестру за недоимку по винным откупам и должна быть подвергнута описи.

Это распоряжение исправника было утверждено Нижегородским губернским правлением. Между тем в это время начался поземельный сбор на земские повинности, и шурин мой находил, что требование этих повинностей предполагает, что платящий их получает доходы с земли, а так как в залоге состояла земля, а не лес, то он просил жену мою подать просьбу в Сенат об отмене распоряжения Нижегородского губернского правления. Но Сенат, основываясь на отзыве министра финансов, утвердил это распоряжение, и затем прекратилась возможность пользоваться лесом с пустоши, которая, наконец, в 1868 г., после 25-летней пере писки, была описана и над нею учреждена опека.

Между тем шурин мой Николай Левашов, видя мое желание разделаться окончательно с имением жены моей в Нижегородской губернии, предложил оставшееся у нее, за наделом крестьян {согласно Манифеста 19 февраля 1861 г.}, до 1400 десят. земли купить за 4000 рублей с рассрочкою уплаты, вследствие чего и выслал первую тысячу рублей. Засим, считая эту землю своею собственностью, хотя купчей крепости еще совершено не было, он продал на сруб часть на ней растущего леса. Местная полиция, заподозрив {торговцев этим лесом}, что они его рубили не только на земле, оставшейся от надела крестьян, но и на земле, состоящей залогом по неисправным откупам, не дозволила {означенным} торговцам сплавить лес к низовьям Волги. Нижегородское губернское правление не только утвердило ее распоряжение, но сверх того, в предположении, что при продаже с аукциона заложенной по откупам земли может не выручиться той суммы, в которой она была заложена, – нашло нужным наложить запрещение на все имение жены моей, где бы таковое ни оказалось. Это постановление губернского правления было противозаконно и я, находя нужным подать жалобу в Сенат об его отмене, избрал для ведения дела присяжного поверенного Герарда нза условленное вознаграждение.

Герард подал в июле 1868 г. просьбу в Сенат, но по малозначительности {дела в сравнении с другими вверенными ему делами} он о нем вовсе не заботился, так что по возвращении моем из заграницы в половине 1869 г., просьба Герарда не только не была еще назначена к слушанию в Сенате, но я с трудом нашел и самую просьбу, которая была передана из 1-го департамента в 7-й {департамент Сената} по предполагаемой связи этого дела с жалобой, – поданной торговцами, купившими лес у моего шурина, – на задержание этого леса местною полицией. За упразднением 7-го департамента, жалобы эти поступили во 2-й департамент {312}. Видя полное пренебрежение к моему делу со стороны Герарда, я взял у него обратно бумаги, причем он не потребовал никакого вознаграждения за свои, конечно, незначительные хлопоты. С трудом добился я, чтобы просьба, поданная Герардом, была снова передана в 1-й департамент {313}и чтобы в нем она была заслушана. В ноябре 1870 г. Сенат определил распоряжение губернского правления о наложении запрещения на все имение жены моей, как противозаконное, отменить, оставив под запрещением только ту землю, которая состояла залогом по неисправным откупам, и послал свое определение на заключение министра финансов. Сенатор Н. И. Любимов {314}зашел ко мне прямо из Сената объявить об означенном определении, которое было принято сенаторами единогласно после довольно сильных прений со стороны тех, которые, полагая правильным сберечь интересы казны, хотели утвердить распоряжение губернского правления несмотря на то, что это распоряжение было противозаконно.

В конце 1870 г. я получил повестку о назначенном в Москве (по неуспешности торгов, произведенных в Нижнем Новгороде) окончательном торге на 9500 десят. земли, принадлежащих жене моей и описанных по неисправности откупов, в которых они состояли залогом. Вслед за тем один мой московский знакомый телеграфировал, что цена за эти земли на торгу состоялась менее 3000 р., и приглашал приехать на переторжку, чтобы, возвысив эту цену, оставить землю за мною. Я не мог, по служебным моим занятиям, ехать в Москву, но состоявший при мне по особым поручениям инженер Евгений Михайлович Духовской {315}изъявил согласие явиться на переторжку для покупки земли на мое имя. Совсем готовый к отъезду в Москву, он заехал ко мне, чтобы получить последнее наставление о том, какую наибольшую сумму следует предложить на переторжке. Ho la nuit porte conseil [52], я сначала полагал, что можно дать за землю до 10 000 руб., но за ночь передумал, частью потому, что счел неприличным покупать за эту сумму землю, заложенную женою моей в 85 тыс. руб., а частью и потому, что 10 000 руб. дают верных процентов до 600 р. в год, а при моих тогдашних беспрерывных служебных занятиях я мог бы и не выручать такого дохода с купленной земли. Вследствие этого Духовской не поехал в Москву, и высшая цена за землю на переторжке достигла только 3050 руб. Несмотря на то, что торги были окончательные, они не были утверждены министром финансов, который предложил министру государственных имуществ взять землю в казну, на что последний согласился с тем, чтобы земля, оцененная местными ценовщиками в 4 руб. 50 коп. за десятину, – что он признавал слишком высоким, – была подвергнута переоценке, на каковую сенаторы 1-го департамента Сената согласились только по настоянию, заявленному министром государственных имуществ в отзыве на состоявшемся определении Сената. Обер-прокурор же 1-го департамента, в виду того, что торг на землю в Москве был окончательный, протестовал против определения Сената, согласного с отзывом министра, и 4 декабря 1872 г. Сенатом положено: или Министерству государственных имуществ немедля принять эту землю без ее переоценки, или за отказом его отдать ее предъявившему высшую за нее цену на последнем торгу в Москве.