Франц Запп - Сталинградский пленник 1943–1946

Однажды произошел неприятный случай. Мой новый друг; я об этом еще не упоминал, был занят на кухне на обработке рыбы. Почти ежедневно на ужин мы получали кусок (примерно 70 г) соленой рыбы, чаще всего селедки, но иногда и соленую речную рыбу. — Эта рыба была для нас единственным источником белка. Ее поступление в лагерь определялось количеством пленных из расчета 70 г на человека. Но в этот вес входили голова и хвост. Поэтому случалось, что кому-то доставалась только голова, а кому-то только хвост большой селедки. Тогда приходилось есть все целиком, с костями, ели даже глаза. Я тоже однажды их попробовал, но потом долго не мог забыть противного вкуса, и впоследствии, если мне досталась голова, я отдавал глаза тем, кому они были по вкусу. Разделка рыбы на порции одинакового веса была непростой задачей. Мой друг Пухвальд старался делить еду как можно справедливее. Будучи математиком, он сделал простой расчет. Полученное количество рыбы было ему известно, как и количество людей. Так что необходимо было поделить одно число на другое и таким образом определить вес порции. Но для этого требовались весы и гири. Весов не было, их предстояло изготовить. Он попросил сделать это меня. Через товарища, работавшего на фабрике, я достал алюминия из отходов и из них смастерил легкие, удобные и довольно точные весы. В качестве вознаграждения я получил, как обычно, 1 кг хлеба, половину которого должен был отдать тому, кто снабдил меня алюминием.

Однажды мы так увлеклись математическими упражнениями, что Пухвальд забыл про разделку рыбы, полученной в тот вечер немного позднее. Обычно он разделывал рыбу до наших занятий математикой. Дифференциальные уравнения так захватили нас, что о рыбе мы вспомнили только по возвращении рабочих бригад. В тот вечер весь лагерь остался без рыбы: заниматься ей было слишком поздно. Все получили рыбу утром на завтрак. К счастью, опоздание не было замечено, потому что и раньше были случаи, когда какие-то продукты не доставлялись вовремя. Но мы оба очень переживали, и хорошо, что все обошлось.

Особые неприятности доставляли пленным различные паразиты и, прежде всего — вши. Я уже рассказывал, какие муки мы терпели из-за них. Многие заражались сыпным тифом, не выдерживали болезни и умирали. В начале 1943 года я тоже заболел и перенес тяжелую форму сыпного тифа. В то время у меня было так много вшей на голове и теле, что когда я притрагивался к зудящей под грязным бельем коже, то она казалась покрытой песком, так густо ее облепили паразиты. У тех, кому удавалось выжить, вырабатывался иммунитет к тифу, но вши оставались. Когда стало теплее, нам начали выдавать по небольшому кубику хозяйственного мыла, вроде того самодельного, какое у нас раньше варили крестьяне из древесной золы и нутряного сала. Беда большинства из нас состояла в том, что мы не знали, как бороться с насекомыми. Многие даже не догадывались, что хозяйственное мыло изгоняет вшей, что они его не терпят.

В бекетовском лагере был колодец с журавлем, можно было принести ведро воды, чтобы помыться с мылом и постирать белье, которое на солнце быстро высыхало, ведь другого у нас не было. Благодаря этому вшей становилось все меньше. Когда мы попали в лагерь под Красноармейском, там тоже выдавали по кусочку такого же примитивного мыла, и мы часто ходили в баню, находившуюся в подвальном помещении каменного здания. Там мы раздевались и мылись примерно в течение часа. В это время наша верхняя одежда находилась в дезинфекционной камере с температурой 100–120°. Затем мы одевали чистое белье и свою одежду. Такая эффективная обработка являлась лучшим средством борьбы с вшами. Правда, полностью они не выводились, так как отдельные гниды могли выживать, да и на нарах вшей тоже хватало.

Однажды при такой дезинфекции случилось очень неприятное событие, заставившее меня изрядно поволноваться. Я снял свою одежду, повесил ее в камеру и уже собрался идти мыться, как вдруг вспомнил, что в моем кителе осталась пачка запалов, которые мы использовали для получения огня с помощью, как мы выражались, «каменной зажигалки». Если эти запалы загорятся, то сгорит вся наша одежда. Если бы я об этом сообщил, то меня сразу посадили бы в карцер, потому что нам было строго запрещено иметь эти запалы. Я лихорадочно соображал: если сообщу, меня запрут в подвал, если запалы воспламенятся — сгорит вся одежда. Надо решать, что мы, голые, будем делать. Но, с другой стороны, если сгорит одежда, мы получим новую. Найти виновника будет очень трудно, практически невозможно. А вдруг ничего не случится? Хоть я и нарушил дисциплину, но сохранял спокойствие и не подал виду. К счастью, все обошлось. Получив одежду, я осторожно осмотрел ее и успокоился: макаронообразные запалы сплавились, но не загорелись. У меня отлегло от сердца, но я зарекся когда-либо носить их с собой в баню.

А вот другой случай. Однажды я по рассеянности забыл в кителе алюминиевую кружку с маленьким кусочком масла, который мне принесли за рубль с базара. На сей раз мне было просто жаль масла, а волноваться не пришлось. Я сам пошел за вещами, не дожидаясь, когда их свалят в общую кучу. Поскольку китель висел, а не лежал, масло просто растопилось и не вытекло. Потом я намазывал на хлеб коричневое топленое масло вместо обычного. Попали в него вши или нет, меня даже не волновало, я еще не мог себе представить, что когда-нибудь наступит жизнь без вшей. Харрер сказал мне однажды, что у него никогда не было вшей, но он очень страдал от клопов, из-за которых не мог спать на нарах и спал на полу барака.

Да, паразиты часто доставляли невыносимые мучения. Сначала нас кусали вши, затем — камышовые блохи, когда наши соломенные тюфяки обновлялись и вместо соломы заполнялись камышом, который специальная команда заготавливала на заволжских пойменных лугах. С камышом в бараки попадало множество блох, они прыгали повсюду и кусали нас, правда, только некоторое время, потом мы заметили, что они стали исчезать.

Затем появились клопы, причем количество их все время увеличивалось и они не покидали нас до самого отъезда домой. Против вшей была санобработка, блохи исчезли сами собой, а вот против клопов у русских не было никаких быстродействующих средств.

К концу войны нам дали немного американского дуста для уничтожения вшей. Русские столь же мало верили в его действие, как и мы. Мы насыпали дуст на стол так, чтобы из порошка получилось кольцо, помешали внутрь вшей в ожидании их быстрой гибели, но они продолжали жить, даже когда мы их совсем засыпали. Мы, да и русские тоже, не знали, что ДДТ — нервно-паралитическое отравляющее вещество и действует смертельно на всех насекомых, но не мгновенно. На клопах мы его не испытывали. Они были слишком проворны, почти неуловимы, а при дневном свете глубоко прятались в порах штукатурки.