Джорджо Кирико - Воспоминания о моей жизни

Речь идет о балете «Протей», для которого де Кирико создал декорации в монохромной гамме с использованием мотивов станковых композиций из цикла «Таинственные купания». Костюмы представляли собой парафраз эскизов к «Пуританам».

«Универсальный Талант» — слова, которые Изабелла Фар употребляет в своем эссе «Рассуждения по поводу красочной материи»: «Работая даже с самыми благородными намерениями, людям удается освоить лишь ремесла, служащие практическим нуждам и потребностям человека, в то время как для того, чтобы стать художником, необходим союз с Универсальным Талантом, без чего невозможно создание работ, обладающих подлинной художественной ценностью. Такое сотрудничество человека в согласии с Универсальным Талантом, который можно назвать также Божественным или Космическим, только и позволяет людям творить искусство». ( Far I. Discorso Sulla materia pittorica// Giorgio de Chirico. Isabella Far. Commedia dell’arte moderna Op. cit. P. 168.)

Ризотто и панеттоне — типичные именно для миланской кухни рисовое блюдо и кулич.

Намек Антона Джулио Брагальи на еврейское происхождение де Кирико побудил Альберто Савинио опубликовать в Meridiano di Roma статью под названием «Де Кирико не еврей», где он с горечью отмечал, что «в нынешние времена слово „еврей“ служит не столько определением национальности и вероисповедания, сколько полемическим аргументом, которым, за неимением более достойного оружия, некоторые пользуются против тех, кого хотят „растоптать“». (Цит. по: De Chirico, gli anni Trenta. Op. cit. P. 279.)

По сути дела, И. Фар выразила этими словами общую мысль о том, что сама текстура красочной массы, если она является художественным феноменом, а не средством окрашивания предметов в утилитарных целях, есть субстанция одухотворенная. Во всяком случае, так нужно понимать, как нам кажется, следующие слова Фар: «Эта живописная материя, составляющая само существо живописи, состоит из двух элементов, в равной степени важных и нерасторжимых: материи физической и материи метафизической» ( Far I. Op. cit. P. 165). Под материей физической подразумевается собственно краска, в то время как метафизическая сторона этой материи состоит в эмоционально-интеллектуальных основаниях ее организации. Они неотделимы друг от друга, пишет Фар, как душа и тело человека.

Морис Гамелен (1872–1958) — главнокомандующий французской армией. Возлагая надежды на линию Мажино, Гамелен выступал против принятия решительных действий после вторжения немцев в Польшу. Его стратегия привела к капитуляции Франции в мае 1940 года. В результате чего он был смещен, а на пост главнокомандующего назначен генерал Максим Вейган.

«Рассуждения по поводу современной живописи» содержали в себе мысли, упорно, порой до навязчивости, муссируемые де Кирико на страницах мемуаров. В упадке современной живописи Фар, вслед за художником, обвиняет в первую очередь торговцев картинами и критиков, чья политика с определенного времени стала формировать вкусы зрителя, лишенного, в отличие от ценителя искусства прежних времен врожденного чувства прекрасного и неспособного самостоятельно ориентироваться в мире художественных ценностей. Поддержку же этой пагубной политике оказывают снобы и интеллектуалы. Начало деградации современного искусства Фар увязывает с именами Поля Сезанна и Эдуарда Мане. (См.: Far I. Considerazioni sulla pittura moderna // Giorgio de Chirico. Isabella Far. Commedia dell’arte moderna. Op. cit.)

Красная лилия — символ Флоренции.

Пьетро Бадольо (1871–1956) — маршал, глава военно-монархического правительства, пришедшего к власти после смещения Муссолини. Правительство Бадольо, просуществовавшее всего сорок пять дней, явилось инициатором мирных переговоров с союзниками. Однако день выхода Италии из Второй мировой войны стал днем начала гитлеровской оккупации.

Пальма Букарелли, охарактеризовавшая живопись де Кирико последних лет как «очевидный и вульгарный веризм», вполне закономерно оказалась в «черном» списке автора мемуаров, наряду с ведущими историками искусства (Лонги, Вентури, Кастельфранко и многими другими). Однако ее деятельность на посту директора римского Музея современного искусства, который она заняла в 1943 году, а покинула в 1975-м, в профессиональных кругах принято оценивать очень высоко. Благодаря ее экспозиционной политике был существенно расширен сектор современного искусства, коллекции музея пополнились работами не только итальянских (Боччони, Карра, Модильяни), но и зарубежных (Эрнст, Миро, Кандинский) мастеров. Реконструируя музей, она привлекала к организации экспозиций видных художников. В их числе уже в 1943 году оказался Альберто Савинио. Написанный братом де Кирико портрет Букарелли (1945) будет фигурировать на разных выставках, в том числе на посмертной ретроспективе художника (1952).

Механизм возникновения образов в данном случае базируется на простом созвучии итальянских слов: так, в частности, слово lussurioso («сладострастный») ассонирует со словом lussuoso («роскошь»), lenocinio («сводничество») — со словом leoncello («львенок»), adulterio («адюльтер») по звучанию близко слову adulto («взрослый»). Более опосредована ассоциация, вызываемая словами meretricio («разврат») и matricidio («матереубийство»). Понятие lascivia («похотливость») созвучно слову la sciacquatura («полоскание»).

Книга Томаса де Квинси (1785–1859) «Исповедь англичанина, употребляющего опиум», цитируемая де Кирико, пользовалась большой популярностью у французских романтиков и поэтов-сюрреалистов.

Илисс — река в Аттике, протекающая южнее Афин.

Вероятно, речь идет о двух работах 1940 года, принадлежащих Фонду Джорджо и Изы де Кирико: небольших размеров «Автопортрете» и картине «Две подруги». Как и прежде, они находятся в доме-музее де Кирико на площади Испании.

Марчелло Вентуроли — итальянский журналист, предпочитавший хронику культурной жизни освещать под углом собственной точки зрения, никогда не отрицал, что «воинствующий критик» преобладает в нем над «историком». Вентуроли подтверждает свидетельство автора мемуаров: «…я проинтервьюировал контрабандой де Кирико, который до сих пор стрелял по всем без разбора. Я притворился горячим поклонником его последних работ, которые никому не нравятся, и заставил говорить со мной тоном апологета и заговорщика, мессии и крестного отца. Прочтя мою публикацию, он разослал по газетам письма, где говорилось, что он меня не знает, и что я все выдумал. Ему, к сожалению, поверили». (Цит. по: Arte in Italia 1935–1955. Firenze. 1992. P. 25.) Однако Вентуроли, безусловно, прав, когда утверждает, что, говоря о де Кирико, трудно провести грань «между славой и рынком, правдой и фальшью, судебными исками и каталогами работ, между достоверными подлинниками и немыслимыми авторскими повторениями» (Ibid. P. 31).