Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

– Ты слыхал, вероятно, что открылось новое общество «Диомед», вроде Кука, для иностранцев, путешествующих в Помпею, Капри, Сорренто и на Везувий. Ну, вот, узнав, что сегодня утром отправляются от них семь американцев в Помпею, – Фила нарядилась знатной дамой.

Мы достали ей и ещё двум нашим билеты от этого общества. Возле самой Помпеи, в отеле «Диомед», где предлагают путешественникам завтрак, наши присоединились к американцам, познакомились, разговорились и всячески выказывали им своё расположение. Гидом был третий из наших, вот тот, что сейчас наигрывает на мандолине, а я шёл позади.

День был жаркий, мы подошли к дому Веттиев, излюбленному всеми туристами, так как в нём хорошо сохранились фрески; здесь мы и расположились.

Когда все улеглись на каменном полу, Фила посоветовала мужчинам воспользоваться этим отдыхом, чтобы посмотреть те места, куда не допускаются женщины, а потом уже вместе продолжать дальнейшую прогулку. Американцы восторженно приняли это предложение; оставив пиджаки и сумки возле Филы, любезно взявшей на себя роль сторожа, – они ушли. Едва они завернули за угол, – как Фила и Марко (он тоже остался, говоря, что уже видел всё), – принялись опустошать карманы; кроме денег, забирали все аккредитивные книжки, которые ещё не были представлены здесь. Большинство аккредитивов было на Итальянский банк и на Коммерческий. Конечно, из кошельков не брали ничего, для того, чтобы те не заметили. Пока двое задерживали публику в лупонарии, я, нагруженный деньгами, паспортами и аккредитивами, мчался в поезде в Неаполь, где на вокзале меня ждали вот те, что жарили сейчас рыбу. Они отправились по банкам, элегантно одетые, загримированные, и получили в общем до десяти тысяч франков, да ещё наличными оказалось тысячи полторы.

После моего отъезда американцы пришли только через полчаса, оделись и поспешили, вместе с Филой и Марко, пройтись по всей Помпее. В час дня все они отправились в Toppe Аннунциата, откуда должны были брать лошадей на Везувий. К этому времени деньги были уже получены, и я летел обратно с паспортами в дер. Tre Case, где и нашёл наших путешественников. Жара была отчаянная; мы всей компанией подводили лошадей, а американцы, сняв пиджаки, отдыхали в доме, куда привёл их гид. Потом Фила попросила их на минуту выйти, пока она причешется и переменит наряд. Пока они на улице вскакивали на лошадей и пробовали сёдла, – я и Фила вкладывали паспорта по местам, так как в случае, если бы они заметили пропажу их до вечера, – мы погибли.

Хорошо ещё, что Фила запомнила их фамилии и пиджаки и ничего не перепутала. Кавалькада разделилась так: впереди ехали три американца и новый гид из Toppe, затем другие четверо американцев, а позади – мы.

Условились в пути не ожидать друг друга, а сойтись вместе в «белом домике», где решено было выпить и перекусить.

Проехав с полкилометра, медленно поднимаясь по широкой белой дороге, мы остановились у поворота налево. Кавалькада впереди стала заезжать за кладбище, и временно мы становились друг другу невидимы; тогда мы быстро повернули влево, галопом поскакали обратно и оставили лошадей в Bosco Tre Case; здесь мы заявили, что предпочитаем ехать электрической дорогой и фуникулёром; конечно, щедро расплатились, хотя и поторговались. А затем, – любезно поданная коляска помчала нас на станцию.

Таким образом, около пяти часов дня мы были уже в городе, в таверне «Осьминога», где переоделись, сняли грим и отдыхали до вечера; здесь же мы узнали, какие ещё дела готовятся сегодня… Ну, что? Хорошо обработали, не правда ли?

Роберто счастливо улыбнулся и показал мне серебряный портсигар, который ему подарила Фила. В это время уже спустилась густая, непроглядная ночь; и так уютно и приятно было сидеть у огня.

Я встал и подошел к Филе; она лежала растянувшись на спине и курила тонкую испанскую папироску.

– Молодец же ты, Фила! Мне только что рассказал Роберто сегодняшние похождения. Мне даже завидно стало!

– Завидно? Так чего же и тебе не поработать с нами? Вот хочешь, завтра в «Осьминоге» будем решать новые дела. Приходи, поболтаем!

Но вот раздался тонкий свист, из-за угла показались ещё четыре фигуры, и все привскочили им навстречу.

– Ну, как? Ну, что? – посыпалось со всех сторон.

– А вот, давайте-ка пития, а мы потом и расскажем! – воскликнул тонкий женский голосок, и четыре бенедиктинца, откинув капюшоны, подсели в кружок.

Первым из них была очаровательная девушка, хотя лицо её ещё носило следы грима, который превращал её в мужчину; остальные трое были седыми стариками, и я долго не мог понять, кто они на самом деле. Появились бутылки с вином, зазвенели стаканы и полилась беседа, во время которой три старика превратились в таких же загорелых людей, как мы, хотя и постарше нас.

– Итак, мои братцы, – сказал один из них, – мы имели честь посетить вчера вечером господина настоятеля аббатства Монте-Кашино, которому представились виноградарями из монастыря Монреале; просили приюта, ибо едем в Рим по делам монастыря к папе. Как мы узнали заранее, в этот день там гостил кардинал дель-Паккиа, который привёз от папы пожертвование в размере нескольких тысяч франков.

Я был представлен самым старшим и слепым. Доблестная Антония моим поводырём, а Томмазо и Джакобо спутниками.

Аббат был любезен свыше меры, познакомил нас с ходом работы по воспитанию детей и пр. Затем мы остались ночевать, причём нам отвели две удобные чистые кельи, откуда был прекрасный вид на всё аббатство. В половине первого ночи, когда всё кругом спало, мы вышли из своих келий, пробрались в церковь, а оттуда легко нашли путь в помещение, где ночевал кардинал. Мы не знали, успел ли передать деньги кардинал или нет, и потому разделились. Я и Антония пошли к кардиналу, а те двое – к аббату.

Бродя по огромному зданию, которому пристало быть замком, а не монастырём, – мы по заранее просмотренным дорогам пришли к кабинету кардинала, отперли отмычкой и, найдя кардинала в полном здравии и благополучном сне, распотрошили его камзол и саквояж; но нашли всего сотен шесть с чем-то, очевидно, его собственных денег. Жаль было уйти почти ни с чем. Подумав, мы пошли внутрь здания, навстречу нашим, так как, если и у аббата денег не было, значит, они в кассе, а касса должна была быть где-нибудь близко.

Мы недолго бродили, когда наткнулись на Джакобо; даже не заметя нас, он работал над железным шкафом в то время, как Томмазо сторожил обратный выход. Мы остановились. Глядим, а бедный Джакобо, весь скрючившись, силится открыть дверцу и не может. Меня даже смех разобрал. Наконец подошёл и говорю: «Что с тобой, Джакобо? Или разучился замки ломать?» А он и не оборачивается, а только шипит: «Тут какая-то дьявольская машина, не откроешь. А, ну попробуй, попридержи, а то я устал; а я попытаюсь просунуть руку и пошарить!»