Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Одна из них, по имени Лелия, была родом из Помпеи и происходила из хорошей богатой семьи. Девочкой её отдали во служение богине Весте, и к тому времени, когда воцарился Нерон, ей было уже под сорок лет. Справедливости и чистоты была она необычайной и многих, говорят, спасла от лютой казни, нарочно выходя навстречу палачам. Когда Нерон, забывши все человеческие чувства, убил не только неповинного брата, но и мать свою, хоть и беспутную, но родную мать, а ныне, изгнав жену свою – невинную Октавию, готовился и её убить, – весталка Лелия поклялась над огнём Весты, что если он осмелится на такое злодеяние, то, значит, нет в небесах богов и нет в мире ничего святого!

И как раз в это время появилось известие, что Октавия изменнически убита. Тогда Лелия отреклась от богов, погасила священный огонь и удалилась в свои покои. На следующий день, когда выяснилось преступление весталки, гордую Лелию, по обычаю язычников и по требованию Нерона, засекли до смерти. Но она успела написать завещание, которое было переслано в Помпею к её родственникам; и гласило оно, что если Помпея не отомстит за её смерть, то земля разверзнется и поглотит город развратников и трусов.

И случилось, что приехал в Неаполь Нерон, чтобы похвалиться своим искусством петь; и жители Помпей, вместо того чтобы уничтожить тирана, вместе с другими рукоплескали ему и испрашивали у него милостей.

Вдруг раздался оглушительный грохот, и в первый раз заколебалась, затряслась, растрескалась земля у подножья Везувия, и огромная часть Помпеи и Геркуланума провалилась… Тысячи женщин и детей погибли в то время, как отцы их и мужья аплодировали Нерону, который, не обращая внимания, что театр дрожит от сотрясения земли, продолжал петь.

Печально было возвращение помпеян к себе домой, и раскаяние их было поздним. Тогда одна из помпеянок, по имени Эпихарис, дала клятву взять на себя месть Нерону.

Отправилась она в Рим, познакомилась с придворной знатью, с консулами и преторами, и стала она разжигать страсти там, где они едва загорались. А между тем, новые несчастия обрушились на голову латинцев: пожар Рима, истребивший две трети города, странная комета, предвещавшая страшные времена, и, наконец, мученические казни христиан.

И вот Эпихарис удалось вовлечь в заговор многих важных лиц. Но их высокое положение послужило им не защитой, а обвинением. Кто-то выдал их, и все они погибли, а Эпихарис, перенеся страшнейшую пытку, удавилась.

Тут-то и появилась третья женщина – дочь Эпихарис. Когда дошла до неё весть об ужасной смерти матери, она созвала видных горожан Помпей и сказала им:

– Вы не отомстили за смерть Лелии, – и город превратился в развалины. Теперь вы снова ожили и, как видно, забыли все ошибки и все обеты. Теперь я пойду на смену моей матери, но я повторяю вновь проклятие Лелии. Если вы не отомстите за смерть Лелии, Эпихарис и за мою грядущую гибель, не только земля разверзнется, но огонь небесный и земной поглотит ваш город и вас самих, и никогда уже не воскреснет Помпея! – И дали слово помпеяне отомстить за них, и благословили Корнелию, дочь Эпихарис, на великую месть.

Протекали годы. Корнелия из девочки превратилась в пышную красавицу, которая ради заветной мечты продавала свою честь, своё тело, своё имя, и отдавалась всем, кто был так или иначе близок к Нерону, в надежде дойти до самого тирана и уничтожить его. Но, наконец, у неё блеснула мысль использовать чары своей красоты на тех, кто стоял против Нерона; и такового она нашла в лице Юлия Виндека, сойдясь с которым она торопила его взбунтовать войска в Галлии. Так и случилось; за Виндеком взбунтовались войска Гальбы и провозгласили его императором. А следствием всего этого была гибель Нерона.

Что же касается Корнелии, то она вернулась в Помпею, и, как говорят, приняла христианство; с тех пор её возненавидели помпеяне.

Забыв её услуги пред страной, они предали её императору Титу, обвиняя в измене религии отцов, в сношениях с христианами, которые якобы хотят уничтожить римское владычество и богов римских.

Было это тотчас же после покорения Иудеи, в год вступления Тита на царство. Однако же Тит не казнил её, а сослал в один из дальних уголков Италии, где она в августе месяце, не выдержав неволи, задушилась, как когда-то её мать.

И в тот же день показалось над Везувием странное небывалое облако, как будто женская голова с распущенными волосами поднялась над кратером. И вдруг всё окуталось тьмой. Земля дрожала. Всколыхнулось море. Потом вдруг словно сверкнули глаза у белого призрака, молния за молнией прорезали пространство; раздался небывалый грохот, и дождь из пепла и камней стал засыпать город. Напрасно кинулись жители к морю, оно бушевало и не допускало к себе.

Тогда, склоня голову пред грозной судьбой, кинулись беглецы в сторону Неаполя. И в этот момент, погребая под собою тысячи людей, огненный поток ринулся с высоты, разливаясь по склонам гигантского вулкана, и в несколько часов он поглотил и Помпею, и Геркуланум и Стабий.

Так мстили три женщины за свою смерть тем, кто не сумел отстоять свободы и чести родной страны и своих детей.

Другим, ещё более любопытным рассказчиком был сын церковного сторожа из местечка Сан-Себастиано, что на Везувии. В настоящее время это был высокий худой старик (хотя ему было не более пятидесяти лет), с измождённой фигурой и обезображенным лицом. Хромой и уродливый – он подчас становился страшным. Я не знаю настоящего его имени, ибо называли его не иначе, как «Serpentello di fuoco» – огненная змейка.

Видно было, что он немножко не в себе, помешан… да и не чудо, если представить, что он пережил, и послушать его самого.

Однажды, зайдя к дяде Лео, он разговорился об извержении Везувия, от огня которого случайно спасся во дни своей юности, когда ему ещё не было и двадцати лет.

В начале рассказа старик перекрестился, обвёл нас каким-то мутным тупым взглядом и залпом выпил стакан вина.

– Это было в конце апреля! – тусклым голосом начал он. – Мой отец, который служил при церкви сторожем, – уехал в Неаполь по делам, и меня оставил вместо себя. А между тем, на горе было неладно. Уже два дня слышался странный шум, и многие ходили к обсерватории и наблюдали оттуда подземный гул и усиленную работу вулкана. Никто не ожидал катастрофы. Иные, проходя мимо деревни, рассказывали, что на дне Везувия огонь виден; и мне страсть как захотелось посмотреть такую редкую штуку, благо было безопасно: волненье было только глубоко внутри, а снаружи всё спокойно.

И вот в ночь на пятницу, я решил подняться на вершину и поглядеть, что там делается. Как раз проходили мимо знакомые из Масса, и я (да простит мне Господь!), забыв запереть церковь, отправился с ними на гору. Известно, путь от нас недалёк – не больше трёх километров, и мы в полчаса уже добрались к обсерватории.