Владимир Соколов - Пришёл солдат с фронта

Младший сын дяди Афанасия от второго брака, Витя, умер в детском возрасте. Я рассказал о нём в третьей главе четвёртой книги.

Дядя Женя жил последние годы своей жизни в Николаеве, в семье своей единственной дочери Нины. По мужу её фамилия Сорокина.

У дяди Володи был один сын Андрей, с которым я встречался после войны в Торжке. После этого он переехал в Белоруссию в Могилёв. Некоторое время мы переписывались, но постепенно переписка прекратилась.

А что касается самого дяди Володи, то сохранился один очень интересный документ, которому почти сто лет. Это открытка, которую он в 1915 году прислал маме с фронта в Тверь, где она училась в педагогической школе Максимовича. На одной стороне открытки — групповая фотография солдат, среди которых сидит дядя Володя в папахе, а на другой стороне — его письмо маме. Копия открытки ест в иллюстрациях к этой главе.

Дядя Коля погиб на фронте во время Великой отечественной войны. О судьбе его детей я рассказал в предыдущей главе.

Осталось познакомить читателя с дядей Гришей.

Когда я был ребёнком, мои родственники и знакомые в один голос твердили про меня: «Ну, вылитый Гриша. И ростом высокий, и рассуждает так же, как он». Меня это злило, потому что я не считал себя похожим на дядю Гришу. И сейчас не считаю. Но, вероятно, что-то общее у нас всё-таки было. Не случайно же говорили одно и то же.

Дядя Гриша, каким он запомнился мне с детства, был высокий, худощавый мужчина. Поскольку я вырастал одновременно с ним, я как-то не замечал его возрастных изменений, и для меня он оставался всегда одним и тем же.

По характеру он отличался от других братьев большей живостью, даже шумливостью. Его голос в компании всегда выделялся среди других голосов. Он был хорошим рассказчиком и любителем дискуссий на разные темы. Его взгляд на мир напоминал взгляд ребёнка: ему всё было интересно. Это был очень жизнерадостный человек, не унывающий, даже в трудные минуты жизни. Он любил шутку, и мало знающие его люди часто не могли понять шутит он или говорит всерьёз. С ним всегда было весело. Даже больным, когда он их посещал.

Дядя Гриша любил решать задачи, требующие логического мышления. Он даже мне в Ленинград присылал вырезки из журналов с такими задачами. Между прочим, только он мог, не считаясь со временем и затратами, поехать после войны на родину Станчицев в Юратишки, в присоединённую к СССР часть Литвы, чтобы выяснить происхождение фамилии Станчиц. Правда, выяснить это не удалось, несмотря на то, что сохранились все церковные книги, с записями о рождениях и смерти представителей этого рода.

Интересная история произошла с его женитьбой. Он был совсем молодым учителем, когда влюбился в девушку, тоже учительницу. Всё шло к женитьбе, но тут произошла совершенно нелепая история, разрушившая все их планы. Гриша сидел вечером у окна своей квартиры при школе в ожидании свидания с возлюбленной. Школа находилась не в деревне, а невдалеке от неё в рощице. Гриша издалека увидел приближающуюся девушку. Сердце его затрепетало. Но вдруг девушка, не догадываясь, что её видят, подняла юбку и присела под кустом (О, деревенские нравы!). Вся романтика встречи мигом улетучилась. Напрасно дядя Гриша пытался убедить себя, что ничего особенного не произошло. Он ничего не мог поделать с собой. И это, и последующие свидания потеряли для него всякую прелесть, а затем прекратились совсем.

Позднее дядя Гриша женился на другой девушке, Ане, и прожил с ней долгую жизнь. Однако он не забыл о первой, неудавшейся любви. Впечатление от дурацкой истории, послужившей причиной разрыва, стёрлось, и в памяти осталось только хорошее.

Шли годы, жена дяди Гриши, Анна Ивановна, умерла, дети выросли и разъехались. Примерно так же сложилась судьба и у той девушки, с которой он когда-то расстался. Когда у неё умер муж, они с дядей Гришей решили жить вместе, о чём втайне всегда мечтали.

Жили они в Торжке на Ленинградском шоссе в однокомнатной квартире. Мы всегда заезжали к ним, когда бывали у тёти Насти. Последние годы их совместной жизни были омрачены болезнью жены. Она не могла вставать с кровати. Дядя Гриша трогательно и безропотно ухаживал за ней до самой смерти. Ему приходилось вести всё домашнее хозяйство, да ещё заниматься огородом, чтобы иметь дополнительный источник питания.

У дяди Гриши было четверо детей: Юра, Лёва, Эльвина и Анна. Лёва умер двадцати лет от роду. Юра поселился в Днепропетровске, на Украине, и был инженером-связистом. Он умер в 1985 году, оставив трёх детей: Георгия (от первого брака), Мирослава и Риту.

Из всех потомков дяди Гриши мне удалось установить связь только с его внуком Мирославом, живущим в Днепропетровске. Он сообщил мне всё, что ему известно о дочерях дяди Гриши Эльвине и Анне (то есть о своих тётках) и даже построил ветвь родословного дерева.

Как ни жалко мне покидать тёплый мир воспоминаний, ноя, пожалуй, закончу на этом рассказ о роде Станчицев.

Густав Малер

Густав Малер использовал в симфонии «Песнь о Земле» стихи немецкого поэта Ганса Бетге, которые представляют собой вольный перевод произведений китайских поэтов VIII и IX веков.

При переводе стихов Ганса Бетге переводчик руководствовался соображениями, изложенными ниже.

Вокально-симфоническое произведение такого уровня, как «Песнь о Земле», должно исполняться только на языке оригинала, чтобы донести до слушателя без потерь всё его музыкальное и поэтическое богатство.

Слушатели, не владеющие языком оригинала, должны иметь литературный перевод текста, который передавал бы максимально точно прежде всего поэтические образы оригинала, его дух, философию, сохраняя при этом, по возможности, форму и ритмическую структуру стиха, а также параллельность изложения содержания. Под параллельностью понимается соответствующая оригиналу последовательность изложения, позволяющая «следить» за текстом на незнакомом языке.

Такой подход обеспечивает максимальное глубокое восприятие музыкальной, поэтической и философской составляющих симфонии Малера.

Может показаться, что есть более простой, можно сказать традиционный путь к музыке Малера: надо перевести текст и исполнять вокал на русском языке. Но то, что можно сделать при постановке оперетты, совершенно не пригодно для серьёзной музыки. Даже при самом высоком качестве перевода неизбежны существенные потери в музыкальном, поэтическом и философском содержании, обусловленные различием свойств языков, не позволяющих без «повреждений» вложить в прокрустово ложе противоречивых требований иноязычный текст.