Нина Узикова - Запоздалый дневник

После окончания школы я хорошо поступила в Свердловский медицинский институт на санитарно-гигиенический факультет.

А почему в медицинский?

Я увлекающийся человек, особенно если что-то хорошее показывается в кино, читается в книгах, слышится по радио. В юности это особенно видно на моих поступках.

Одно время в старших классах, в девятом, я хотела быть учительницей, такой, какая была в кинофильме «Сельская учительница». Даже играла учительницу в пьессе на школьной сцене. Одежду мне дала для игры любимая учительница истории Лилия Ивановна. Поразительно красивая женщина была. Приехала к нам из города, после окончания института. Одевалась очень красиво. А духи у ней были! Зайдешь в здание школы, обоняешь запах белой сирени и уже знаешь, что Лилия Ивановна в школе.

Не успела она нас выпустить из 10-го класса. В ноябре 1952 года за ней приехал красавец морской офицер. Помню, как мы вышли из школы (она жила напротив школы), чтобы проводить ее. Поехали они на санях до станции Сулея — 130 километров. Машины ведь не ходили тогда. Она подарила мне фотокарточку с теплой надписью. Меня она как-то выделяла.

Но в десятом классе я поменяла намерение стать учительницей и решила стать врачем после фильма «Сельский врач».

Сдала экзамены хорошо, с одной четверкой по химии. Прочитав мою характеристику из школы, декан факультета, видимо решил, что меня можно назначить старостой группы. Но я с трудом ориентировалась в городе, хотя до 1953 года два раза приезжала к Татьяне в гости. Жили они за городом, в Кольцово.

Целый месяц, сентябрь, я мучилась неустроенностью душевной. В комнате общежития со мной жили две городские девушки, хорошо одетые, дружные, какие-то совсем непохожие на девушек, которых я знала по деревенской жизни. Тут еще мама сломала ребро, опять лошадь растрепала под горку, когда везла сено. Мне так жалко стало себя, маму, что я пошла в деканат, забрала документы, не стала ничего объяснять Тане с Николаем и уехала домой.

Через две-три недели меня приняли учительницей истории и биологии в 5—6 классы вечерней школы сельской молодежи. В классе сидели парни с нашей улицы, которые не учились в дневной школе.

Мне было 18 лет.

В вечерней школе я проработала 2—3 недели. Уговорила поехать учительницей начальных классов в маленькую деревню — 2-е отделение Мясегутовского совхоза. Там работала молодая женщина, которая вышла замуж за учителя физкультуры нашей школы. Вот и решили нас поменять — ее в вечернюю школу, меня в деревеньку. Отделение совхоза — это несколько бараков, контора, школа с одним классным помещением, маленькая учительская, комната жилая, где жила семья учителя Петра Петровича — он, жена, двое детей дошкольного возраста.

Комната 12—14 квадратных метров. Школа была с объединенными классами. У Петра Петровича — первый и третий класс, у меня второй и четвертый. Учащихся второго класса было четыре человека, четвертого — шестнадцать человек. Уроки проводились одновременно. Пока я объясняю какому-то классу новый материал, другой класс работал самостоятельно.

Это было целое искусство — все расчитать по минутам. Вроде бы у меня получалось. Инспектор РОНО, которая приехала с проверкой, поставила мне «хорошо».

Да и экзамены ученики четвертого класса весной сдали неплохо. Они у меня и сейчас стоят перед глазами. Сейчас уже и они все пенсионеры, а, может, кого-то и нет.

Жила я у матери той учительницы, которая переехала в Усть-Икинск. Комната в бараке была 15—17 квадратных метров. Стояло две кровати, стол, печь, посудный шкаф и четыре стула.

Мама Нины, так звали учительницу, спала на одной кровати со своей мамой, я на другой. Каждую субботу я уходила домой. Это 10 километров, в том числе 5 километров по лесу. На следующий день, в воскресенье тятя меня провожал половину дороги. Я несла еды на всю неделю — мяса, картошки, лапши домашней, каких-то овощей.

У бараков не было даже уборной — деревянной будки. Бегали в сарайчик за 80—100 метров. В школе, правда, была уборная. Хозяйка работала дояркой. Помню, что коровы на ферме болели бруцилезом. Это заразная болезнь. Почему тогда не резали скот — не знаю. Помню, что Мария Ивановна, так буду звать хозяйку, приходила с работы такая уставшая. Ведь за 10—15 больными коровами какой уход нужен! Молоко уничтожали. Его нельзя было употреблять. Коров лечили, но все равно и мясо нельзя было есть. Видимо для цифр плана коров не уничтожали.

В начале 1954 года прошел пленум ЦК КПСС об освоении целинных земель. Целину призывали осваивать молодеж, прежде всего комсомольцев. Пропагандистский бум был огромный. Подъем в комсомоле был оглушительный. Молодеж звали на невиданные земли для создания новой жизни, своей молодежной.

Уже весной 1954 года потянулись поезда в Казахстан, на Алтай с молодежью. Я, конечно, решила тоже поучаствовать, но уже агрономом. Подала заявление в Свердловский сельскохозяйственный институт. Поступила. Приехала домой. И тут комсомол меня перехватил и уговорил работать освобожденным секретарем комсомольской организации нашей школы. А вскоре в сентябре утверждена заведующим отделом пионеров и учащейся молодежи РК ВЛКСМ.

Поездила же я на попутных лошадях и машинах, а часто, и пешком по району! Четыре года, в том числе один год литературным сотрудником районной газеты. Позволили мне очень близко увидеть жизнь села. Начинаний тогда в совхозе было много и прежде всего — кукуруза. Если до 1956 года ее сеяли всего 10 гектаров колхоз «Серп и Молот», то после заставили всех. Хотя в моей памяти сохранилось, как мы в 1954 году ездили под Теплую гору, в Каяшино, это в десяти километрах от села, на уборку кукурузы. Иван Павлович, председатель колхоза, где-то узнал, как полезен силос из кукурузы для коров. Закупил зерно кукурузное и посеял 10 гектаров. Кукуруза выросла выше моего роста в полтора раза. Мы рубили ее топором, потом ее измельчали и закладывали в силосную яму около фермы.