Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Впоследствии узнал, что мальчика моего приняли на востфак. Министерство высшего образования увеличило количество мест с 25 до 26, никого из детей «трудящихся» в жертву не принесли! Таких, да и других моментов было много, всего не упомнишь, да и зачем? Механизм коррупции здесь, как и в других областях, работал четко, и плохо смазанные винтики, как минимум, вызывали раздражение.

Были и приятные истории.

В тот год я безуспешно пытался устроить свою дочь в детсад текстильного комбината, который находился во дворе моего дома. Все попытки были безуспешны, даже отец Светы Генкиной (нашей однокурсницы с немецкого отделения) ничего не смог, а он был зампредседателя совета министров и курировал легкую промышленность. Секретарь парткома текстильного комбината жила в моем доме и, встретив меня, сказала, что поднимет вопрос в ЦК, если Генкин еще раз вмешается. Представляешь?! В общем, я сдался и продолжал возить свою Лену в детсад за десять остановок.

Однажды утром ко мне подошла преподавательница то ли немецкого, то ли английского на филфаке по фамилии Окунь и попросила проследить, чтобы ее дочь, не помню, куда поступавшая, получила четверку. Она сказала, что дочь много занималась с репетитором, хорошо подготовлена, и четверка по иностранному гарантировала ей проходной балл. Я обещал подстраховать, мы разговорились, и я ей рассказал про свои проблемы с детским садом. Сказал, что я здесь хожу каждый день по проволоке и вообще занимаюсь акробатикой, а свою дочь не могу устроить в сад. Окунь сказала, что попытается мне помочь, всерьез я это не принял (после попыток Генкина!) и забыл про этот разговор. На следующий день Окунь зашла ко мне и сказала, чтобы я был завтра в определенном месте в районе Ленинградской, и там меня встретит ее муж, который мне поможет. Короче говоря, ее муж оказался полковником, зампредседателя КГБ Узбекистана по хозяйственной части. Спустя несколько дней я наблюдал с балкона, как моя Лена гордо шла через двор к детскому саду. Экзамены закончились, и я, получив вторую взятку в форме профкомовской путевки в сочинский дом отдыха, ушел наконец в заслуженный отпуск.

Подлец я, взяточник и преступник».

Еще какой! В то время как все нормальные люди брали взятки просто в виде хрустящих бумажек, этот — в какой-то извращенной форме. Нет, не наш он человек. Не наш. Недаром в Америку смылся! С элитной кафедры!

Но все это было впереди. А пока мы честно отучились четыре года восемь месяцев. Сдали кучу экзаменов. И при этом были почти друзьями с преподавателями своего отделения. Любили и уважали. И при этом ухитрялись всякими правдами-неправдами «спихивать» историю КПСС, марксистско-ленинскую философию, и даже — о ужас! — историю философии, которую лично я сдавала исключительно по шпаргалкам. Хотя диамат нам преподавал Свирский, удивительный умница, который, по-моему, понимал, что есть диалектический материализм, от души его презирал и был на голову выше и умнее тех, с кем работал на кафедре. А истмат… Я не помню имени молодого преподавателя, но благодарна ему по сей день. Как-то мы с подругой сбежали с его лекции, а он на следующем семинаре и говорит, мол, мало того, что Перцева нагло смылась, так еще, столкнувшись со мной, не поздоровалась. Неприятностей он мог мне доставить гору, но обошлось как-то. Хотя, честное слово, я его не заметила! А историю философии, к счастью, мы сдавали как раз после землетрясения, и нас старались поскорее распустить на каникулы и даже не придирались! Но так или иначе, мы благополучно закончили университет, и потом уже почти не встречались. Только много лет спустя, меня взяла тоска по прошлому. И по своим студенческим годам. Может, это прочтут, и кто-нибудь еще напомнит о себе?

Татьяна

Выпуск ромгермфака 1968 года

Недавно я прочитала статью, авторы которой утверждают, что большинство трагических событий в мире приходится на одиннадцатое число. Месяцы при этом могут быть разные (одиннадцатое сентября один из ярких примеров).

Но у ташкентцев — другой отсчет. И другое число. И другие воспоминания…

Сколько же писали и сколько еще будет написано об этом апрельском дне!

И заметьте — у каждого «свое» землетрясение. У меня оно тоже свое.

Но я никогда не забываю этой даты. По очень простой причине.

Двадцать шестое апреля — день рождения моего мужа.

Теперь после всех и всем известных событий я ехидно заявляю, что этот день славен тремя катаклизмами, и перечисляю в порядке происходящего: муж родился, землетрясение случилось, Чернобыль свалился на головы.

И добавляю, что лично для меня эти события равно ужасающи…

Но это я так… От избытка зловредства. На самом деле в тот день 26 апреля 1966 года, сорок пять лет назад, моему мужу действительно исполнялся двадцать один год. Свекровь испекла «Наполеон». Назвали гостей. Многие были с мехфака политехнического, где он учился. Словом, полный парад, тем более, что осенью он должен был защищать диплом.

Да, и на письменном столе, покрытым толстым стеклом, стояли высокие вазы с цветами. Две керамических. Пластмассовая (тогда это было очень модно). И стеклянная.

Все цветы натащила я.

И проснулись мы не столько от стука летевшей штукатурки, сколько от грохота — это вазы бухались на стекло…

Как ни странно, ни одна не разбилась и не треснула. И стекло осталось цело.

Я сейчас это вспоминаю и по-прежнему удивляюсь. Ведь, кажется, все должно было в осколки.

А проснулись мы с криком. Оба. И тут же истерический вопль свекрови:

— Война! Это война!

До сих пор не пойму, почему тогда очень многие, не только она, кричали «война» и «бомба»? Особенно свекровь, всю войну прожившая в мирном Ташкенте, тем более, что свекра на фронт не брали по здоровью.

Но она кричала именно про войну, а свекор ее успокаивал.

Правда, мы с мужем не поверили в «войну». Наверное, потому что видели ее только в кино. Но все равно, сначала ничего не поняли. И, как все, выскочили во двор. Стояли и тихо переговаривались. Вот зарева я не видела, честно. Может потому, что у нас двор-колодец. Навои, 14… Все заслоняли стены дома. Да и на небо как-то не смотрелось. Так что пропустила я зарево.

Ну все наконец сообразили, что это землетрясение, вернулись домой, стали наводить порядок. Дом наш строили пленные японцы, штукатурку мазали на совесть, толстым-претолстым слоем. Вот она и облетела до кирпичей. Из нашей двери вырвало неплотно вделанный тяжелый замок-защелку. Лежала она на моей подушке. Вовремя мы вскочили…

Подмели мы все это, полы помыли, вазы подняли, посуда не побилась, холодильник работает. Если не считать «ран» на стенах, все как обычно.