Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Наташа и Слава в Америке. Юра до последних своих дней тосковал по Ташкенту. А на месте их дома сейчас ресторан. Увы…

С соседом Валей, жившим через дорогу от моего дома, на Малясова, второй дом от угла, мы дружили. Так, просто часами болтали у его дома. Семья была зажиточная. Он и его брат учились в политехническом. Хорошие, нормальные парни. Никаких амуров, именно болтали… Где они сейчас, живы ли? Но точно не в Ташкенте.

Во втором доме от угла с Малясова, но на Ширшова жил Юра Давыдов, двоюродный брат Гали Айрапетовой, тоже мой одноклассник, редкостный шкода и хулиган. Дом был богатый, семья приличная, и непонятно как появилась такая паршивая овца как Юра. Маленький, смуглый, некрасивый… Не было той пакости, в которой он не участвовал. Кое-как доучившись до седьмого класса, он ушел из школы, и до нас только доходили слухи, что он попал в совсем уж дурную компанию, сел на восемь лет за групповое изнасилование, отсидел, вышел и почти сразу же был убит в пьяной драке.

Мне было страшно жаль его маму. Обычно она сидела перед калиткой дома на табуреточке. Грузная немолодая женщина, вся в черном и в черной повязке на голове. Просто сидела. Не вязала. Не щелкала семечки. Сидела, и я с тяжелым сердцем почтительно здоровалась с ней. Она отвечала, а иногда вступала в разговор. Но я не смела ее утешить.

Еще одна двоюродная сестра Юры Мила Давыдова жила на углу Ширшова — Федорова, крохотной улочки. Училась в параллельном классе. Вполне вменяемая нормальная современная девушка. Без всяких вывертов. О ее судьбе ничего не знаю.

Еще одна трагическая история случилась с врачом Соней, жившей на Кренкеля, наискосок от дома Рашидова.

Она одна воспитывала семилетнего сына. И вот как-то в кабинет, где она принимала, ворвался придурок с обрезом и убил ее. Просто в другую смену принимал врач, на которого у придурка был зуб. Случилось это в пятидесятые годы, когда такие происшествия по контрасту с нынешним временем были не то что редки, а вообще малоправдоподобны. И нужно же было… Ребенка забрали родственники.

…Они не жили по соседству. Они жили в одном районе со мной и учились в одном классе со мной. Эмма Михайлянц, маленькая забавная девчушка, очень живая, некрасивая, но славная. Потом мы вместе учились на одном курсе ромгерма, только она на французском отделении. Не знаю, где она и жива ли.

И красавица Ира Азатьян, напоминавшая мне «Незнакомку» Крамского. Поразительное лицо. Ира вышла замуж за барабанщика какого-то оркестра, уехала в Америку. Ее сын — автор популярных шлягеров очень уж попсового толка.

Конечно, Арфа Аветовна, моя любимая врач-дерматолог, жившая на углу Урицкого-Ширшова. Никогда не забуду ни ее, ни ее советов.

И еще об одной армянке я хочу упомянуть. Я очень ее люблю и всегда помню. Это Эвелина Амосова. Умница, красавица, достойная женщина. Когда-то она тоже училась в сорок третьей. Только четырьмя классами выше. Работали мы вместе. И сейчас не потерялись. Вырастила дочь, помогла воспитать внуков. И живет она не так уж далеко. Ей очень хочется пожелать счастья.

Понимаю, столько имен, можно сказать, совершенно незнакомые люди. Но все они были в моей жизни, я о них помню и не хочу, чтобы эти имена потерялись. Чтобы помнили… Потому что это наши, ташкентские армяне.

Наши соседи.

Этот кусок ташкентской жизни посвящается «Тридцатке».

«Тридцатка», бывший Дом Свободы, совет рабочих и солдатских депутатов, Ташсовет, первый краевой съезд большевиков Туркестана, угол Гоголя и Садовой, потом Советской… Вот вы мне скажите, как можно было поднять руку на этот дом? На живую историю? И, кстати, по моему глубокому убеждению, история не прощает такого с собой отношения и имеет обыкновение мстить забвением тем, кто пытается предать забвению прошлое… Я как раз писала все это, когда прочитала совершенно пронзительные строки Николая Красильникова, посвященные «Тридцатке»:

Першит в гортани, — что мне красота

Азийской осени на золото богатой?

Лежит в кустах разбитая плита:

«Комиссаржевская, — прочли мои уста, —

Здесь выступала, — и осколки даты…

К горлу подступает… Неужели ничего святого у людей? Да ведь и домик на Самаркандской снесли. Тот, где умирала Вера Федоровна…

«Тридцать лет комсомола». Любимый приют всех прогульщиков, а значит и мой. Что делает прогульщик, особенно поздней осенью или зимой, если учится в сорок четвертой или пятидесятой, а уроки начинаются в половине девятого и идти в школу нет смысла, поскольку уроки все равно не выучены? Ага, правильно, топает в «Тридцатку», где никому до тебя нет дела. А билеты на утренний сеанс стоят копейки! Варианты: зоопарк или музей. Но «Тридцатка» случалась все же чаще. В зале народу мало: в основном, такие же прогульщики или пенсионеры. И не одна я такая: Рая Володина до сих пор вспоминает, как с уроков смылась целая теплая компания, полкласса сорок третьей, в том числе она, Бахтияр Гулямов, Рена Бомштейн, нынешняя Ирен Федорова, и пошли в «Тридцатку». По закону подлости на выходе их встретила одна всем известная особа, состоявшая в родительском комитете и обожавшая стучать на учеников… Не мне вам рассказывать, что потом было. И все-таки — раздолье! Слева буфет, потом арочный вход с двумя колоннами, а дальше вход в фойе с газетами и журналами. Женя Томпаков, который все-таки жил ближе к «Тридцатке» и открыл ее раньше, утверждает, что когда-то там тоже выступала певица, я, честно говоря, не помню, при мне уже не было. Потом я узнала, что тамошним оркестром руководил Л. Гуляев. Стоп-кадр: огромная очередь у «Тридцатки», повторно дают «Привидения в замке Шпессарт», невероятно остроумный немецкий фильм, очень смешной и язвительный, с ехиднейшими намеками на сохранившиеся в Германии остатки фашистского режима, и доставшиеся с огромным трудом билеты на разные места… Ничего, зато посмотрели! И помню, как в проходах стояли прорвавшиеся зрители, которым не досталось билета, когда шел невероятный фильм «Свидетель обвинения» по Агате Кристи. С Марлен Дитрих…

P.S. Когда я была в Ташкенте весной прошлого года, выяснилось, что разрушить — разрушили и ничего не построили. Так и оставили пустырь. Голое место.

Как мы жили в эпоху, когда о компьютерах никто не подозревал, слов «мобильник», «сотовый» и «гаджет» не существовало вообще, а обмолвись кто о кино, которое нужно смотреть в специальных очках, упекли бы в психушку?

Да знаете, неплохо жили. Отсутствие мобильных телефонов создавало определенные неудобства, в остальном это было бедное, иногда на грани нищеты, но веселое, ничем особенным не омраченное детство. Ничем не омраченное кино. Ничем не омраченное существование. Ну и конечно развлечения… Тоже безоблачные.