Александр Во - Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

На тот момент только Гретль и Пауль знали, что она умирает от рака. Доктора не говорили Бас-сии, насколько серьезно ее состояние. Пауль стал чутким и заботливым, «трогательно добрым», по словам сестры, и Гретль, ради примирения (если не из чувства вины), предложила взять Бас-сию в дом на Кундмангассе на месяц. В середине января 1932 года все, включая саму пациентку, знали, что она умирает, и о том, чтобы увезти ее из дома Гретль, не может быть и речи. В январе, феврале и марте Бассии становилось все хуже, а отношения с Гретль мало-помалу улучшались, иногда между ними могла промелькнуть редкая улыбка. Гретль и сама чувствовала себя неважно, она страдала от мерцательной аритмии и проводила почти весь день в постели. Когда Марга Денеке пришла ее навестить, она записала: «Вытащив руку, чтобы поприветствовать меня, [Гретль] объяснила, что доктора установили строгие правила в отношении ее проблем с сердцем, и она полулежала, как статуя, в складках красной и золотой шали, окруженная сиянием восхитительных цветов» [362] MD, ‘Memoirs’, vol. 2, p. 55. .

Гретль вставала только ради Бассии, надеясь подготовить ее духовно и философски к смерти, но не знала, как это сделать. Видения Бассии и предчувствие смерти казались Гретль странными и немного смешными, она стыдилась, что не может воспринимать их всерьез. К середине марта Бассия заметно похудела, побледнела и выглядела ужасно. Последние намеки на былую красоту пропали, но она боролась, и Пауль дежурил у ее постели. 22 апреля к ней приходила подруга Людвига Маргарита Респингер, которая потом написала: «Бассия в агонии со вчерашнего вечера. Она скоро умрет. Я думаю только о Пауле…» [363] Маргарита Респингер — Л. В., 22.04.1932, GBW. Тем вечером Бассии стало настолько плохо, что Пауль провел у нее всю ночь и держал ее за руку до самой смерти. Мисс Респингер вернулась на следующее утро, чтобы выразить соболезнования. «Это произвело на меня большое впечатление, — писала она. — Не потому что страшно видеть мертвого; она лежала там такой умиротворенной, что я удивилась: каким же человеком надо быть для этого? Хорошо» [364] Маргарита Респингер — Л. В., 23.04.1932, GBW. .

Гермина вернулась из Хохрайта и увидела, что мать Бассии, Эстер Кирхен, держит дочь за руку и беседует с ней так, словно она все еще жива, нежно приговаривая, какая она хорошенькая, и как печально, что совсем недавно она не была такой хорошенькой — это зрелище одновременно тронуло и ужаснуло Гермину. Она почти не говорила об этом с братом и впоследствии уклончиво сказала Людвигу: «Пауль многое потерял и признает это. Я не знаю, думает ли при этом то же, что и я…» [365] Г. В. — Л. В., 26.04.1932, GBW.

Пауль сделал все необходимое, и через два дня, 25 апреля 1932 года, в понедельник, Бассию похоронили на престижном месте рядом с главными воротами Центрального кладбища Вены. Она не оставила завещания, но после нее осталось 14 000 австрийских шиллингов (примерно 28 средних зарплат) — возможно, подарок от Пауля.

После похорон безутешный Пауль подарил Гретль сияющую тиару, а всем слугам в ее доме «самые прекрасные подарки» за то, что присматривали за Бассией; но больше он никогда не будет доверять Гретль. И хотя она многое сделала, чтобы помочь, он продолжал считать пагубным ее вмешательство. Они выяснили отношения и признали, что ничего хорошего не выйдет. Кроме того простого факта, что Пауль и Гретль абсолютно по-разному относились к жизни, Гермина утверждала, что видит между ними неприятный подтекст. «Пауль здесь только потеряет, но мы ничего не изменим» [366] Г. В. — Л. В., 07.05.1932, GBW. .

Ко времени кончины Бассии нервы Пауля — и без того не отличавшиеся стойкостью — были напряжены до предела и вследствие этого он стал играть на фортепиано неаккуратно и агрессивно. Польский тур в конце года вызвал возмущение критиков. Павел Рытел из Warsaw Gazette написал: «Несмотря на наше восхищение исполнителем, мы должны подчеркнуть, что были и недостатки» [367] P. Rytel, ‘Z Filharmonii: XII Koncert Symfoniczny’, Gazeta Warszawska , 1932, no. 378, trans. Krystyna Klejn. . Warsaw Courier сделал сходный намек: «Однорукого пианиста нельзя судить наравне с теми, у кого две руки, но все же я должен признаться, что педаль использовалась слишком часто» [368] F. Szopski, ‘Georg Heoberg, Pawel Wittgenstein’, Kurier Warszawski, 1932, no. 341. . «Очевидно, что одна рука не заменит двух» [369] Рецензия, подписанная ‘W.F.’, Polska Zbrojna , 1932, no. 343. , — писал критик Polska Zbrojna , в то время как в журнале Robotnik говорилось: «Что касается композиций, сочиненных специально для него, ожидали, что Пауль Витгенштейн сыграет их безупречно, но общее впечатление осталось смазанным, среди прочего — по причине ошибочной педализации и недостатка технического мастерства» [370] Рецензия, подписанная ‘H. D.’, ‘Z Filharmonii’, Robotnik , 1932, no. 421. . Критики могли возражать, но публике, казалось, было неважно, насколько грубо он играл. Даже в Польше на его концерты залы набивались под завязку, а его присутствие на сцене продолжало оказывать гипнотическое влияние на слушателей, несмотря на такую грубую, нервную и неточную игру.

Ему понадобилось около двух лет со смерти Бас-сии, чтобы восстановить форму, и когда это случилось, возвращение было эффектным. Американское турне в ноябре 1934 года привело его в Бостон, Нью-Йорк, Детройт, Кливленд, Лос-Анджелес и Монреаль. Везде его ждали лучи славы, полные залы и восторженные отзывы. На концерте в Нью-Йорке Пауля пять раз вызывали на бис. Его выступления поразили и критиков, и публику. Обзор New York Herald Tribune таков же, как и остальные:

Несомненно, величайшая дань уважения, которую можно отдать Паулю Витгенштейну, знаменитому однорукому пианисту, — это просто констатация того факта, что за первыми моментами удивления: господи, как он это исполнил? — почти забываешь, что слушаешь пианиста, чей правый рукав пуст. Захватывают тонкость фразировки артиста и степень, до которой его невероятная техника подчинена преподнесению музыкальной мысли [371] Рецензия в New York Herald Tribune , 18.11.1934, p. 16. .

Немногие осмеливались задаться вопросом, что Пауль делает и стоит ли играть на фортепиано одной рукой. Заметным исключением стал знаменитый английский критик Эрнест Ньюман. Написав в Sunday Times после концерта Равеля на Proms [372] BBC Proms — ежегодный лондонский международный фестиваль классической музыки, изначально предназначенный прививать широкой аудитории вкус к классике. — Прим. ред. , он спрашивал, хочет ли Пауль совершить невозможное, как часто предполагали Гермина и Гретль:

Я с огромным сочувствием отношусь к Паулю Витгенштейну, который потерял руку на войне, и от всей души восхищаюсь мужеством, благодаря которому он смог разработать технику для одной руки. И все же я хочу, чтобы композиторы перестали писать для него концерты для одной руки или хотя бы навязывать их нам… Это просто невозможно, композитор не только мешает ему партией оркестра, учитывая ограничения пианиста, но и в работе самого пианиста руководствуется серией временных решений и подделок, что быстро утомляет. Этот концерт, конечно, не поможет тающей репутации Равеля. С другой стороны, верно, что достойный сожаления физический недостаток господина Витгенштейна может наполовину спасти работу, поскольку концерт для одной руки будет, в силу своего характера, в худшем случае только наполовину так плох, как мог бы быть [373] Рецензия Эрнеста Ньюмана в Sunday Times , 21.08.1932. .