Елена Мезенцева - Алёнкины рассказы

Я уже совсем замёрзла. Иринка вместо меня начала реветь. Я как могла её утешала, пообещав, что она может забрать мои новые резиновые сапоги в случае моей гибели. Она, почему-то, начала реветь ещё громче. Но на наше счастье, в самый критический момент появился какой-то добрый дядька. Видимо, услышал Иринкины причитания.

— Ну что, морячка, не пора ли на берег? — весело поинтересовался он. И, оценив ситуацию, велел ждать. Вернулся быстро с веревкой в руках. Один конец её он бросил мне и велел привязать к ручке двери, а за другой потянул сам.

Приключение благополучно закончилось. Родной берег встретил меня Иринкиными слезами, соплями и объятиями. Жаль, что ещё цветов не было.

Больше всего я боялась, что об этом круизе узнает мама и последуют немедленные карательные меры в виде возвращения обратно в детский сад. Но всё обошлось. История моего заплыва осталась для родителей тайной.

Между прочим, на месте этого барака потом построили большой двухэтажный детский сад. Но у меня с ним дороги уже разошлись. Я к тому времени успела пойти в школу.

1963 год. Вид на вокзал с балкона нашего дома

Тем, кто не жил рядом с вокзалом, тем более в те далёкие времена, сложно представить ту атмосферу круглосуточных встреч и расставаний, грусть и радость, звуки и запахи, которые витали вокруг. Вокзал, железная дорога, поезда, пассажиры и провожающие. Романтика, жажда путешествий и предвкушение новых открытий. Таков и сам привокзальный район, и микроклимат в нём. Вокзал — это вечное движение и своя ни на что не похожая жизнь. Громкоговорители 24 часа в сутки оповещали всех жителей нашего дома о прибывающих, отправляющихся, опаздывающих поездах и электричках. Мы знали расписание всех поездов наизусть. До нашего сведения доводилась масса «нужной» нам информации: кто, кого, где ожидает и к какому поезду и вагону нужно подойти носильщику. Мы засыпали и просыпались под голос вокзального диктора. Летом по ночам на площадь выезжала специальная уборочная машина. Она издавала отвратительный монотонный звук и часа три мыла и скребла асфальт. Иногда казалось, что машина занимается уборкой уже внутри нашей квартиры.

Днём и ночью под балконом устраивались туристы и студенты стройотрядов с рюкзаками и гитарами в ожидании своих поездов. Мы знали все студенческие песни и распевали их во дворе:

По нашей улице идут две курицы.

Одна первой, другая за первой.

А я сидю, сидю на плентуаре,

А я сидю и видю,

По нашей улице…

И всё повторяется сначала. Или любимая нами песня «Какава»!

Какава, эх, на сгущённом молоке,

Какава — дрожит стакан в моей руке.

Какава — мечты сбываются мои,

Зачем мне кофе и чаи, когда я пью какаву!

Все знакомые, и порой не очень знакомые, старались осчастливить нас, придя в гости, чтобы дождаться своего поезда. Особенно часто это случалось в вечернее и ночное время. Однажды, когда папа ещё не вернулся с работы, к нам зашли очередные отъезжающие. Они как-то представились маме, но она не поняла, а переспрашивать было неудобно. Она решила, что их знает папа. Папа тоже не стал ничего спрашивать, посчитав, что это мамины знакомые. Гостей накормили ужином и уложили отдохнуть до прибытия их транзитного поезда. В четыре часа утра незнакомцев благополучно проводили. Кто это был, так никто никогда и не узнал. А родителям, между прочим, утром надо было на работу рано вставать.

Наш балкон на пятом этаже был лучшим местом для изучения и обзора привокзальной жизни. Однажды, осенью 1961 года, на площади началась какая-то стройка. Напротив вокзала была огорожена площадка и закипела работа. Всё было покрыто тайной. Но только не для нас. Нам из окна было всё хорошо видно.

Тайна быстро была раскрыта. Началось возведение памятника Уральскому добровольческому танковому корпусу. Мы, познакомившись со всеми строителями, держали строительство под своим чутким контролем. В феврале 1962 года фигуры танкиста и рабочего уже были на постаменте, очень тщательно укутанные от любопытных глаз в белую ткань.

60-е годы. Вид на привокзальную площадь и наш дом

Монтировали их, как правило, ночью. В последнюю очередь привезли головы. Мы, как всегда, на своем посту у окна. Кран поднял головы танкиста и рабочего на высоту нашего дома. Мы замерли и гордились, что видим это первыми. Но что-то пошло не так. После нескольких манипуляций кран опустил их обратно на грузовик и тот уехал. Первая попытка оказалась неудачной. Через два дня все снова повторилось, естественно, под нашим внимательным наблюдением. На этот раз всё прошло как нельзя лучше. Мы успели полюбоваться на этот грандиозный монумент, пока он весь снова не спрятался под белым покрывалом.

Двадцать второго февраля 1962 года на привокзальной площади собрались тысячи людей посмотреть на открытие памятника. Заиграл гимн страны, и белое полотнище поплыло вниз, открыв бронзовые фигуры танкиста и рабочего. Гром аплодисментов разорвал тишину. Никогда ещё наша площадь не слышала таких оваций. А мы, гордые, на своем балконе считали себя причастными к созданию этого величественного монумента. Мы первыми видели его до открытия!

Начало 60-х годов. Улица Челюскинцев, слева дом 29

Жизнь у вокзала накладывала свой отпечаток на нашу детскую среду обитания. Двор на улице Челюскинцев был большой и зелёный. Только в нашем доме было девять подъездов и еще два дома рядом. Поэтому и компании у нас были немаленькие и шумные. Кроме площадки для игр с качелями был ещё корт. Зимой там заливали каток. А летом мальчишки с утра до вечера играли в футбол. Готовились к участию во всесоюзном турнире «Кожаный мяч». Хорошие мячи тогда были редкостью. Однажды Лёне подарили на день рождения такой. Это был настоящий футбольный мяч яркого жёлтого цвета. Когда у него не получалось выйти играть самому, он всё равно сбрасывал мяч товарищам по команде из окна пятого этажа.

Девчонки летом с утра до позднего вечера играли в классики. Весь асфальт перед домом был расчерчен мелом в поля из равных десяти квадратов. В верхней части рисовался полукруг, который назывался «котёл», или «огонь». Главным в этом деле было иметь правильную баночку (плиточку), которую нужно было, прыгая на одной ноге, перегонять из квадрата в квадрат. Ей могла быть жестяная коробочка от конфет монпансье или от обувного крема. Для этого мы выстраивались в очередь у будки чистильщика обуви. У него всегда был для нас нужный ассортимент. Мы набивали банки мокрым песком и скакали без устали с утра до вечера.

В перерывах от классиков и футбола большими компаниями играли в цепи кованные, вышибалы, жмурки, фанты, штандер.