Елена Мезенцева - Алёнкины рассказы

На всякий случай намекнула маме, что она вообще должна быть довольна, ведь торт, который она испекла накануне, он даже не попробовал! Маме ничего не оставалось, как обрадоваться хотя бы этому.

1958 год. Алёнка и Фаина Дмитриевна Бутакова

Была у меня подружка — соседка Фая Бутакова. Её квартира была наискосок от нашей. Мне тогда было четыре года, а ей тридцать. Работала она картографом. Это загадочное слово мне было очень даже понятно. Я была уверена, что на своей работе она целыми днями играла в карты. И, видимо, хорошо играла, выигрывала, раз ей даже зарплату платили. Мной уже были освоены «Дурак» и «Пьяница». Но со мной играть Фая отказывалась. Видимо, боялась, что проиграет и придется уходить с работы. Я даже у Лёни иногда выигрывала.

Как-то собралась Фая в отпуск на море и поведала об этом мне. О, всё во мне перевернулось! Море! Сколько загадочного и волшебного в этом слове. Я никогда его не видела, но мне казалось, это самое чудесное место на свете.

Мы жили почти на территории стадиона «Динамо». Совсем рядом был городской пруд, который вдохновлял меня на подвиги — найти доску, а если повезет, то и старый тазик, и превратить их в лодку, а может, даже в корабль и уплыть за Макаровский мост, а там уже, наверное, и до моря не так далеко. Но Фая сказала, что едет на поезде с чемоданом, и пообещала обязательно привезти мне подарок. Я попросила кусочек этого моря, чтобы его хотя бы понюхать, попробовать и посмотреть, какое же оно синее, это чёрное море.

Два дня я бредила южными берегами, волнами и кораблями. И Фая, сжалившись надо мной, сказала, что уезжает завтра и возьмет меня с собой, только надо вещи свои собрать. В отличие от себя — ей я верила! Вот оно, счастье!

Прибежав домой, бросилась к маме за чемоданом, но она сказала, что у нас его нет. Не беда, если шорох волн и крики чаек уже звучат в моей голове. Я кинулась собирать вещи и запихивать их в авоську. Мама не пыталась меня отговаривать, только робко спросила, твердо ли я решила ехать. Какие у нее могли быть сомнения?! Море — это самое лучшее, что может со мной случиться. Майки, трусы, платья летали по всей комнате. Сетка была забита до отказа одеждой и смелыми планами. Сверху примостилась Лёнина бескозырка. Как без неё появиться на море?!

Ещё мне нужна была белая шляпа. Ведь поётся же в песне:

Поеду я в город Анапу,

Куплю себе белую шляпу.

И выйду, на берег морской

Со свой непутёвой тоской.

А я к морю со своей любимой путёвой Фаей выйду. Правда, пока ещё не решила, в шляпе или в бескозырке. Там разберемся. Дома белой шляпы не оказалось. У мамы была только коричневая фетровая, которую она носила с демисезонным пальто. На всякий случай прихватила и её. Ведь сейчас маме она была не нужна, на улице лето. А там, у моря, в случае чего куплю себе белую. Вещи были собраны. Ночью спалось плохо. Всё снилось море, белые шляпы и пальмы.

Утром чуть свет надела свои новые трусы и майку. Больше одежды решила не надевать — на море же жарко. Завтракать отказалась и кинулась прощаться с родственниками. Лёня был не в настроении, видимо, тоже мечтал о море. Пообещав ему привезти ракушек и песка, отправилась к Фае в майке, трусах, сандалиях и в маминой фетровой шляпе. Пришлось надеть её, потому что она никак не помещалась в сетке, которая волочилась за мной по полу. Время от времени шляпа сползала на нос, закрывая глаза. Но это не беда, впереди маячили город Анапа, солнце и дельфины!

Дверь мне открыла Фаина мама Мария Ивановна и сообщила, что Фая уже уехала, не дождавшись меня. Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. Сердце выскочило из груди и мячиком поскакало вниз по парадной лестнице. Такого от лучшей подруги я никак не могла ожидать.

Это было первое моё великое разочарование в людях. Полдня я рыдала дома и решила больше никогда с Фаей не дружить. Я обиделась на неё навсегда. Поэтому даже решила ей назло умереть! Слегка, чтобы только попробовать. Для этого прилегла в спальне на краешек бытия. Я уже представила, как будут все плакать, а громче всех — Фая. Ей будет очень стыдно за содеянное. У меня защипало в носу. И тоска заскулила в каждой жилочке. Стало немножко жалко, что я умираю.

Мама хлопотала на кухне, жонглируя у печки сковородками и кастрюлями, папа изучал газетные новости, Лёня старательно перемещал по квартире разные грузы в голубом самосвале. Фая вообще мчалась к морю в своем скоростном купейном вагоне. Меня никто не искал, не спасал, не хоронил. Тут я не выдержала и ожила. Ну, очень трудно умереть без зрителей!

Через две недели Фая вернулась и привезла мне необыкновенную шкатулку, всю украшенную ракушками, и кусочек моря в бутылочке от «Тройного одеколона». Я простила её и любила всю жизнь.

Брат с сестрой

Мне четыре года, Лёне — пять. Он, будущий врач-рентгенолог, на тот момент уже определился со своей профессией. Клоун! Он обязательно будет клоуном! Будет выступать в цирке, жонглировать предметами, показывать фокусы и смешить публику. Я его выбор полностью одобряла.

В тот теплый июльский день мама, захватив нас обоих, а также тяпку и лопату, отправилась окучивать картошку. Тогда людям выделяли участки прямо в городе, на пустырях, где можно было её выращивать. Наш участок был в пешей доступности от дома за железнодорожной поликлиникой на улице Гражданской. Мама трудилась, а мы с братом развлекались как могли. Тут он вдруг мне говорит:

— Давай покажу, каким клоуном я уже стал.

Я, конечно, была готова к выступлению и с замиранием сердца, открыв рот, ожидала чуда, уставившись на него. Клоун Лёня взял лопату, поставил ее черенком к себе на ладошку и высоко поднял. Она тут же упала и со всего маха огрела меня по голове. Лоб треснул, кровь залила глаза. Перепуганный артист бросился по полю прочь. Не менее перепуганная мама с тяпкой в руках пустилась за ним в погоню. Я стояла на месте зрителя и кричала ей вслед:

— Не смей трогать Лёньку! Он — клоун!

Тут мама пришла в себя. Вернулась, перевязала мне голову своей косынкой, и мы отправились домой. Клоун плелся позади. Папа-врач был в командировке, поэтому маме пришлось самой промывать рану и делать перевязку. К вечеру она позвонила моей тёте Зое, которая работала главным терапевтом в железнодорожной больнице. Та велела немедленно идти делать укол от столбняка.

Я не отказалась от укола, только при условии, что надену новенькие коричневые, недавно купленные ботинки. Они лежали в коробке, блестели, обворожительно пахли кожей и определенно не хотели дожидаться осени. Их час настал!

Лёня и Аленка в новых ботинках

Мама, конечно же, была на все согласна, даже если бы я посредине лета потребовала достать валенки и шубу. Через час мы были в больнице. Врач, осмотрев рану, вынес вердикт — зашивать. Мама в ужасе, я в восторге. Ведь сейчас все врачи увидят мои новые ботинки! Но тут случилось худшее. Около операционной медсестра попыталась их снять с меня. Но не тут-то было. Я мёртвой хваткой вцепилась в свою обновку! Погибну, но не сдамся! На шум вышел доктор. Он сразу все понял и решил, что лучше со мной не связываться. Скомандовал, чтобы на стол положили прямо в них.