Елена Мезенцева - Алёнкины рассказы

1959 год. Лёня и Лена

Лежу на операционном столе, ботинки сверкают под ярким светом лампы. Жду восхищений. И они не заставили себя долго ждать. Врачи наперебой расхваливали мою новую кожаную гордость. А я мужественно терпела операцию. Разве пара швов стоит того впечатления, какой произвели мои ботинки на больничный персонал?!

Домой гордо шла с перевязанной головой, во всё горло распевая:

Шёл отряд по берегу, шел издалека,

Шёл под красным знаменем командир полка.

Голова обвязана, кровь на рукаве,

След кровавый стелется по сырой земле.

Прямо почти про меня песня. Мне казалось, все люди с восхищением смотрят мне вслед. Я ещё не решила на тот момент, кем буду завтра: командиром Щорсом или пиратом Морганом? На лбу остался шрам, и я им очень гордилась. Ни у кого из моих друзей такого не было!

Но что бы там ни случилось, спасибо, Лёнчик! Я все равно люблю тебя, несмотря на то, что ты стал, как папа, врачом, а не клоуном.

1958 год. Алёнка

Меня не особенно интересовали электрические розетки, которые были в нашей квартире до тех пор, пока родители не стали обращать наше с Лёней внимание на то, что к ним нельзя подходить, пугая каким-то таинственным Током, который там жил. Сами они с ним, видимо, были знакомы и не очень его боялись, раз даже вставляли туда вилку от утюга. Мама говорила, что Ток страшный и злой. Но как такое возможно, если он жил в таком маленьком домике, в своей розетке? Да еще и утюг помогал маме нагревать. Не мог он быть злым! Тем более что и имя у него было такое замечательное — Ток. Это же почти Кот, только задом наперед. Значит, он мягкий и пушистый, только очень маленький. Мы с ним обязательно подружимся.

Как же мне хотелось посмотреть на этого Тока хоть одним глазком! У меня кровь в венах высыхала от жажды познакомиться с ним. Лёня мой интерес почему-то не разделял. Пришлось действовать самой. Любопытство прямо распирало меня. Розетки притягивали к себе как магнит. Я даже пыталась поговорить в них с Током, как в микрофон, шёпотом, пока мама не видела. Рассказала ему кое-что про себя для знакомства. Но он не отозвался, видимо, тоже маму побаивался.

Когда в спальне выключали свет, я не спускала глаз с розетки, вдруг Ток выглянет и мне удастся его рассмотреть. Контакт с ним установить никак не удавалось. Он даже ириску не взял, которую я оставила ему с вечера рядом с розеткой. Хотела было ему ещё молока в блюдце налить, но передумала. Пожалуй, если мама увидит это блюдце, то заставит меня саму из него молоко лакать. Уж очень она почему-то к этому Току негативно относилась.

Время шло. Надо было предпринимать какие-то решительные, кардинальные действия для знакомства. В доме ещё стояла украшенная ёлка. Я аккуратно сняла с неё две серебряные дождинки. Вся семья сидела за ужином, а я отправилась в спальню. Вот и настал он, тот долгожданный момент, когда можно познакомиться с этим загадочным героем! Я даже переоделась в новое платье. Никак нельзя было ударить лицом в грязь при первой встрече.

Аккуратненько вставив дождинки в каждую дырочку, я их для верности соединила. Видимо, Току что-то не понравилось или он был не в духе. Раздался, как мне показалось, взрыв, и я очутилась на полу у противоположной стены комнаты. Волосы стояли дыбом. Из розетки шел дымок. Вся квартира погрузилась в темноту.

Я не на шутку рассердилась и поняла, что Ток мне не товарищ:

— Не хочешь дружить? Не дружи, но драться-то зачем? Да ещё и свет везде выключать! Злюка!

Правильно мама про него говорила. Он ещё пожалеет, что не приобрел такую замечательную подружку. Я же к нему со всей своей открытой душой, добрым сердцем и в новом платье. А он не оценил! Так друзья не поступают!

До 1959 года трибуны на стадионе «Динамо» были деревянными. Однажды наш старый парк, расположенный между мельницей и этими трибунами, отделили от стадиона колючей проволокой. На углу, ближе к пруду, появилась деревянная вышка для часового с ружьём. И началась великая стройка. Воздвигались новые каменные трибуны с бассейном и раздевалками для спортсменов внутри.

Мне тогда было четыре года. Для нас начались новые захватывающие приключения. Каждое утро со стороны главного входа на стадион (со стороны будущего кинотеатра «Космос») заезжали автомашины со строителями-заключенными. Там тоже стояли вышки.

Родители категорически запретили ходить в парк, хотя был он почти в двух шагах от нашего дома. Но как не ходить?! Там же были «пленные»! Их надо кормить, подсказывали нам наши юные сострадательные сердца. Прихватив из садика и из дома хлеба, мы тайком дружной малолетней компанией отправлялись в парк. Между нами и «пленными» с одной стороны были строгие родители, с другой — не менее строгий, даже страшноватый часовой. Завидев нашу дружную команду, он громко кричал на нас и пугал своим ружьём. Но нас ничего не могло остановить.

Алёнка

Мы представляли себя партизанами, бойцами невидимого фронта и ещё бог знает членами каких достойных организаций. Хлеб летел за проволоку. Наши подшефные с благодарностью его принимали. Мы, гордые, с чувством выполненного долга тайком пробирались домой.

В садике на полдник нам иногда давали по шоколадной конфеты. Дома нам их покупали редко, потому что это было дорогое удовольствие. Но зато какие это были конфеты: «Белочка», «Мишка косолапый», «Мишка на севере», «Ну-ка — отними!», «Красная Шапочка». Сейчас можно встретить похожие по названию и оберткам, но, к сожалению, вкус у них совершенно другой. А все потому, что состав совсем изменен. В те времена за качеством производимых конфет следили очень строго. Если случалось такое событие — конфеты на полдник, мы с Лёней свои не ели, приносили домой. Вечером каждый из нас делил свою на пять частей и угощал домашних. При этом Лёня меня, а я его. Родители и тетя Маша не хотели брать, но от нас трудно было отвязаться.

Однажды, когда нам в очередной раз в садике досталось по конфете «Мишка на севере», я свою спрятала и домой не понесла. Я вспомнила про «пленных». И в очередной раз по пути к ним прихватила ее с собой. Часовой на вышке, как всегда, был начеку и начал на нас ворчать. Но мы уже не очень его боялись. Улучив момент, я бросила свой гостинец за проволоку. Наши подопечные к тому времени уже всех нас знали по именам. Один из них поймал конфету. И тут, к своему ужасу, мы увидели на его лице слезы. Они лились просто ручьем. Взрослый мужчина стоял и молча плакал! Нас это поразило и напугало. Что мы сделали не так?! Но разбираться было некогда, мы бросились бежать. Уже будучи взрослой, я поняла, что эта конфета растрогала его до глубины души. Он же отлично понимал, что маленький ребёнок от себя её оторвал и пожертвовал ему.