Павел Паныч - Оставь надежду всяк сюда входящий

Я хорошо понимал, что это не симуляция и не подвох, потому что рано или поздно у каждого человека кончается терпение, и у него оно уже кончилось. Говорить ему, что это грех, просто абсурдно, когда этот грех он чувствует все двадцать четыре часа на себе! Говорить ему банальный лепет, что все это временно, глупо — он и сам все понимает. Но — мне нужно было ему что-то сказать! «Ты представляешь, Серега, — ответил я, — сколько душ изломанных находится здесь и сколько таких единомышленников твоих касательно суицида. Но я ни разу не слышал, ни одной мысли трезвой и нормальной, что нужно не вешаться или резаться, а как-то научиться противостоять этому». «Это бесполезно, — услышал я, — за ними стоят все, они система. А мы рабы, и этому рабству не будет конца». Он разговаривал со мной очень спокойно, но уже заговорив на эту тему, ему стало интересно.

Я не остановился: «Есть вещи в жизни, которые действительно бесполезно делать — это оживить камень, повернуть русло реки в обратную сторону. А здесь ситуация абсолютно другая, что касается АИК-25, то это все придумано людьми, а значит на каждый яд всегда есть противоядие, и если точно и четко подумать об администрации и о ее помощниках, то лишь тогда можно что-то и о чем-то говорить. Никто еще и ничего не сделал такого, чтобы потом не нашелся кто-то, который не сделал бы лучше! Если ты на данный момент предлагаешь мне тебя лишить жизни, то помоги лучше мне сначала хотя бы попробовать что-то сделать, чтобы остановить все это. И если будет суждено тебе отдать Богу душу, то ты бы уже завтра не существовал, если бы я согласился сделать то, о чем ты меня просил». И здесь от неожиданного поворота нашего разговора я увидел жизнь в его глазах — он полностью со мной согласился.

Это было началом всему. Противостоять беспределу в АИК-25 очень опасно, если бы просочилась информация в оперативную часть о том, что группа заключенных вышли из-под контроля, то это плачевно бы для всех закончилось. Ведь убить заключенного в колонии практически не стоит ни малейшего труда, и при этом к уголовной ответственности никто не будет привлечен. Можно попасть нечаянно под циркулярку, организовать несчастный случай, для этого особых навыков не нужно иметь. И если бы администрация почувствовала, что иного решения вопроса нет, кроме физического устранения заключенного, то не сомневайтесь, так бы и случилось.

Но как-то противостоять всему этому беспределу нужно. Все варианты с суицидами, членовредительством я исключил сразу. Никто не позволил бы выйти информации за пределы колонии, а тем более о причине суицида. Но главное — такими методами, как суицид, я бы на себе тавро поставил бы до конца жизни в Департаменте, мол, я социально опасен для заключенных, подбиваю их на суициды и прочее, что дало бы повод рассматривать меня как преступника, и вместо того, чтобы нападать, мне бы пришлось защищаться.

Писать, куда-то обращаться — так куда и к кому? Каждый день нарушают права полутора тысяч заключенных, и это годами — это что, одно учреждение вышло из-под контроля? Нет, это государство стоит на стороне учреждения, то бишь Государственного Департамента Украины по исполнению наказаний, его областного управления в Харькове и Харьковской области и конкретно АИК-25. Но есть надежда, что существуют в нашем государстве политики, которые, услышав об этом кошмаре в АИК-25, отреагируют, ну, хотя бы кто-то пришлет своих представителей, чтобы проверить, как обстоят дела на самом деле!

Вот и был построен план — найти народного депутата, к которому можно было бы обратиться, и тот в пределах своих полномочий отреагирует. Ведь фактов было уже собрано достаточно, чтобы любому юридическому лицу подтвердить беспредел в колонии со стороны администрации. Для этого достаточно было бы раздеть до трусов всех сидящих в ДИЗО-ПКТ (карцер) заключенных, которые от колен до самой шеи все в синяках от побоищ представителями администрации, и получить объяснения уже от администрации, почему у 80 % заключенных, сидящих в карцере, следы на теле от побоев.

Также я договаривался с заключенными, подобных «Душману», которые, раз уж решили пойти на самоубийство, то могли бы засвидетельствовать, что происходит в колонии. Но сначала было нужно найти, к кому обратиться.

Первыми моими шагами были анонимные обращения на имя Уполномоченного по правам человека Н. И. Карпачевой, народного депутата Райковского Бронислава Савельевича, журналиста Климентьева Василия Петровича. Трудности возникали всегда, и в первую очередь с написанием и отправкой писем. Ведь написать письмо — это действительно проблема, не дай Бог хоть одно из писем попадет в руки администрации — это равно смертному приговору. И при написании письма приходилось выставлять не один десяток заключенных, которые наблюдали за передвижениями «козлов», младших инспекторов, и если хоть что-то говорило об опасности, то мне сразу сигнализировали.

Вы, конечно, подумаете, что при такой мощнейшей поддержке оперчасти осведомителями неужели не нашлось ни одного, который предал бы меня!? Но это я всегда учитывал, и мной были предприняты такие меры предосторожности, которые предотвращали эффект домино. Каждый, кто оказывал мне помощь, знал о себе и ничего не знал о других моих помощниках. Каждый знал лишь то, что нужно было ему знать, и это обсуждению никогда не подлежало. В локальном секторе я общался с теми, кто не состоял в моих рядах, и часто приходилось общаться с «козлами» умышленно на глазах у всех. Ведь рано или поздно все тайное превратится в явное. А значит, обязательно весь круг моего общения будет учтен администрацией.

Но это не все обстоятельства, которые заставляли меня так поступать — я имею в виду общение с «козлами». Ведь у администрации возникнут вопросы ко мне, каким путем мне удавалось отправлять письма, и естественно, она будет изучать весь мой круг общения. А значит, все, с кем я общался, будут под подозрением, а быть под подозрением — читайте о «дуплете»!

Но были и ошибки, были, конечно, заключенные, которые пытались угодить администрации, донося на меня. Но, как я раньше упоминал — методы добычи информации в оперативной части играли на меня. Для того, чтобы ненужные мысли у заключенных не возникали, я им последовательно объяснял, что с ними случиться, если информация просочится в оперчасть. А здесь все просто — будут бить двоих до тех пор, пока или я не признаюсь, или второй не признается, что меня оговорил, и здесь у кого терпения хватит. А терпения хватит, естественно, у меня, потому что мое признание равносильно самоубийству.

Но один прокол все же был, и информация о моих замыслах дошла до оперчасти. Один из заключенных, который попал в «Дорогу в Рай», решил спастись тем, что рассказал обо мне, рассчитывая, что за ценную информацию его пожалеют. Но здесь и сыграл роль круг моего общения, и когда оперчасть поинтересовалась у своих сомнительных помощников, а именно у «козлов», о моих замыслах, то они все обо мне хорошо отозвались. А как они обо мне плохо могут отозваться, ведь если эта информация обо мне подтвердится, то все «козлы», которые общались со мной, автоматически попадут под подозрение.