Коллектив авторов - Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик [litres]

Почти все путешественники осыпали эстонцев бранью и упреками. Я, напротив того, имею к ним уважение за твердость их характера, богобоязливость и за то, что они чувствуют достоинство человека [639].

В таком же духе Булгарин изображает прибалтийско-финские народы, в том числе эстонцев, и в «Летней прогулке по Финляндии и Швеции в 1838 году», вновь подчеркивая их одаренность, которую нужно только пробудить, и отмечая, что среднее сословие в городах, обычно называющее себя немцами, происходит от эстонцев и что многие эстонцы были основателями почтенных русско-немецких дворянских фамилий. Он заключает:

Твердость характера эстов и упрямство, которое при образовaнности превращается в постоянство, дает им преимущество не только перед латышами, но даже перед русскими, везде, где надобно взять терпением. Вообще унижение человека не в природе его, но в светском положении. Напрасно заезжие в этот край иноземцы называют эстов глупыми и неспособными ни к чему, кроме землепашества. События доказывают противное [640].

Поскольку и местное население и ученые Дерпта ему понравились, в 1828 г. он купил поместье поблизости от Дерпта. Свою роль в этом выборе играла недавняя отмена ненавидимого Булгариным крепостничества в трех остзейских губерниях. Он приобрел имение Карлово, господский дом которого отстоял от центра Дерпта на расстоянии чуть более километра. Булгарин много общался с университетскими профессорами и просвещенными дворянами Дерпта, но ему не удалось добиться ни имматрикуляции в местное дворянство (то есть включения в списки), ни (с некоторыми исключениями) расположения местных (немецких) дворян, которые даже пытались его выжить. Булгарина боялись и ненавидели, ибо знали, что «Северная пчела» читается в Зимнем самим царем. Булгарин же сознательно использовал этот факт, чтобы в восхваление или критику тех или иных аспектов местной жизни и особого прибалтийского статуса вплетать советы по поводу преимуществ отмены крепостного права или пользы от развития образования.

Прожив здесь год, Булгарин в июне 1830 г. опубликовал в «Северной пчеле» отзыв о городе и его жителях, обладающих всеми добродетелями и достоинствами, о времяпровождении и увеселениях в городе. Он пришел к заключению, что «для любителя природы, для человека образованного, не имеющего честолюбия, не мучимого корыстолюбием, но ищущего спокойствия и тишины в кругу людей просвещенных, на лоне наук, словесности, приятных искусств, нельзя приискать лучшего местопребывания, чем Дерпт» [641]. Вблизи эта жизнь скоро оказалась менее идиллической.

Смерть фон Фока, ссора с Пушкиным и его направленные против Булгарина памфлеты, поражение Польского восстания 1830–1831 гг., наконец, отставка – всё в 1831 г. – совершенно изменили жизнь Булгарина, который с осени 1826 г. числился на службе в Министерстве народного просвещения, не имея ни определенных обязанностей, ни жалованья. Такая практика была широко распространена, ибо служба была необходима для получения чинов. Ежегодно в мае месяце Булгарин брал «для поправления здоровья» отпуск на 4 месяца и приезжал в Карлово, а осенью обычно продлевал отпуск при помощи медицинского свидетельства. В 1831 г. отпуск ему продлить не удалось. Царь написал на представлении министра народного просвещения К. А. Ливена: «Нет причины отступать от правил, если хочет, может просить отставки», хотя Комитет министров до этого считал возможным удовлетворить просьбу Булгарина, принимая во внимание, что он не получает жалованья и что министр не возражает [642].

Глубоко обиженный Булгарин подал в отставку, поселился с осени 1831 г. в Карлове, прожил там шесть лет почти безвыездно, занимаясь историческими разысканиями для своего капитального труда «Россия…», поместьем и изданием собрания своих сочинений. Он перевез в Карлово свою богатую, содержащую ряд раритетов библиотеку и коллекцию картин и продолжал пополнять их здесь. Большая часть этого собрания утрачена, только часть книжного собрания сохранилась в библиотеке Тартуского университета. Своему давнему другу, прежнему совоспитаннику по кадетскому корпусу А. Я. Стороженко (1790–1857), обер-полицмейстеру Варшавы, он писал 9 сентября 1833 г.: «Живу, как живет осина или береза, только что я чувствую, глотаю желчь и молчу. Пишу вздор, читаю умное, прогуливаюсь в пустыне, т. е. между немцами, разговаривающими от рождения до смерти о процентах и вннокурении, и от скуки делаю детей» [643]. В 1832–1840 гг. здесь родились его четыре сына и дочь. Булгарин был в отставке более 13 лет: с 9 сентября 1831 г. по 4 ноября 1844 г., когда вновь поступил на службу членом-корреспондентом Комиссии коннозаводства. До окончательной отставки 1 июня 1857 г. с чином действительного статского советника он приезжал в Карлово регулярно, нередко сообщая в «Северной пчеле» о своих отъездах и возвращениях в столицу.

Одна беседа с владельцем пригородного имения Раади фон Липгардтом в 1832 г. вызвала недовольство дерптских студентов [644], но сообщения об их реакции очень неточны [645]. Помещики же его невзлюбили как «чужого», который хорошим отношением (уменьшение податей и повинностей, материальная помощь) сумел завоевать расположение крестьян, что сочли дурным примером [646]. Не нравились также его статьи о местных делах в «Северной пчеле», содержащие много похвал, но иногда и колкие замечания. В этой связи Булгарин писал в феврале 1844 г. сыну А. Я. Стороженко:

Иду прямым путем и волею-неволею задеваю людей на дороге. Вот я похвалил Дерпт и университет – и Вы увидите или уже и видите, что за это приобрел более врагов, нежели друзей. «Зачем похвалили того, а не этого, зачем ставить меня на одну доску с другим, кто его просил?» и т. п. – вот что Вы услышите. Похваленные, чтоб показать, что они не напрашивали меня, станут ругать меня. Все это я знал наперед, ибо не раз уже испытал – и плевать хотел и на ласки, и на гнев людской! Была бы правда чтима и уважаема! [647]

Тем не менее Булгарин стремился наладить контакты с жителями города и включиться в его интеллектуальную и культурную жизнь. Он пишет в своих воспоминаниях:

Во время постоянного моего пребывания в Карлове (от 1832 до 1837) снова завелись в Дерпте общежитие, веселость в обществах и гостеприимство – смело могу сказать, что и я несколько содействовал к оживлению усыпленного духа общежития. Теперь опять в Дерпте холодно, как в могиле! Вообще в немецком обществе должен быть будильник , француз или славянин, с горячею кровью – а не то немцы скоро задремлют [648].

Это было написано в середине 1840-х гг., когда Булгарин с 1837 г. опять жил в столице.

В Дерпте он принимал участие в работе кружка для чтения, душой которого были местные литераторы, во главе с закадычным другом Жуковского, учителем и замечательным чтецом Мартином Асмусом. Сохранилось расписание собраний этого кружка за осень 1831 г., где наряду с тремя шекспировскими пьесами и двумя комедиями Коцебу и «Дон Кихотом» Сервантеса был прочитан немецкий перевод рассказа Булгарина «Пароход» [649]. Он также участвовал в устройстве музыкальных вечеров, которыми Карлово славилось еще при прежних хозяевах, семье Крюденер. Известно, что в большом (на 400 мест) зале с исключительно хорошей акустикой в господском доме Карлова иногда проходили концерты направляющихся в Петербург знаменитостей, а в 1841 г. Булгарин пытался получить разрешение для Ф. Горнике, директора немецкой оперной труппы в Або, гастролировавшей в Пярну, дать несколько оперных спектаклей в Карлове. Директор театра получил от генерал-губернатора М. Палена отказ, мотивированный тем, что пребывание театральных трупп в Дерпте запрещено, а имение Булгарина лежит так близко к городу, что разрешить давать там спектакли – значит просто обойти существующий запрет [650]. Отказ отчасти мог быть обусловлен тем, что к этому времени отношения Булгарина с местным дворянством и чиновниками заметно обострились, как об этом свидетельствует его жалоба министру внутренних дел Перовскому от 27 апреля 1846 г. Булгарин рассказывает в ней, как он, продав свое родовое имение в западных губерниях 18 лет назад, купил Карлово, называет себя первым и единственным русским дворянином, который таким образом водворился в здешних местах, не принадлежа к замкнутой касте местного дворянства – русские здесь владели только несколькими жалованными имениями. Его бы охотно выжили, пользуясь правом выкупа имения, но он заплатил наличными и весьма дорого, «а гордые наследники имущества баронов Левенвольдов и других правителей России не выдадут лишнего гроша даже на пищу своему тщеславию!». Ему чинили всякие неприятности, чтобы отбить охоту у русских дворян приобретать имения в этих местах. Так, вспомнив гермейстерское распоряжение ХV века, запрещающее вывозить продукты из города, арестовали слугу Булгарина на рынке, не трогая при этом покупателей из иных окрестных имений. В другой раз пытались на основании старинной карты подчинить Карлово юрисдикции города. Продавая всем песок для строительства, ему в этом отказывали и пр.