Коллектив авторов - Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик [litres]

До июня 1825 г. Полевой почти не реагировал на многочисленные критические выступления Булгарина и Греча («признаюсь, некогда заниматься мне перебранками, в которых прав не правый, но многоречивый, громкоголосый» [725]). С целью защитить свой журнал в глазах публики Полевой поместил обширное обозрение выступлений против своего детища в нескольких номерах «Особенного прибавления к “Московскому телеграфу”» [726]. Причину многочисленный нападений Полевой видел в нелитературных отношениях: в своей беспристрастности («приговоры мои книгам возмутили несколько литераторов, и они вступились за себя и за друзей своих») и в «товариществе» («критики на “Телеграф” производились по верному правилу товарищества, и критикующие подавали взаимную помощь друг другу»). Статья построена как опровержение по пунктам («обвинения отдельные – обвинения общие – обвинения мелочные – обвинения в незнании грамматики – обвинения особенные») всех критических статей, направленных против журнала. В ней обосновывалась пристрастность и противоречивость мнений оппонентов.

Большую известность получили публикации Полевого, построенные в форме беседы редактора с неучем Матюшею, верящим всему, что напечатано в изданиях Булгарина [727]. Основываясь на многочисленных ошибках и неточностях, допущенных в «Северной пчеле», «Северном архиве» и «Литературных листках», автор обличал их издателя в необразованности, плагиате, саморекламе и хвастовстве.

Полевой, подобно своему оппоненту, прибегал к нелитературным методам ведения полемики. Он обещал напечатать булгаринское письмо от 27 ноября 1824 г., в котором тот предлагал ему «отступиться» от мысли издавать собственный журнал, «снять вместе откуп журнальный» и «со всем жаром сердобольного участия пугал его затруднениями, сопряженными с званием издателя, уговаривая действовать лучше общими силами» [728].

Выпадами друг против друга к концу 1825 г. оппоненты довели полемику до абсурда. Непрекращающаяся мелочная журнальная перебранка, основанная на сведении личных счетов, а не на решении принципиальных литературно-эстетических вопросов, вызывала раздражение современников.

С 1826 г. противостояние двух журналистов кардинально изменилось. Полевой «решительно отказался от антикритик» и «положил за правило ‹…› не вступать в обширные словопрения и состязания» [729]. Реорганизованный «Московский телеграф» старался избежать «личностей», что видно на примере отклика «Телеграфа» на отрицательную рецензию на книгу Е. А. Баратынского в «Северной пчеле» [730]. В журнале была помещена эпиграмма Баратынского, причем «зоил» не был назван [731]. Вместе с тем, Полевой признал справедливость мнения Булгарина об издании А. Максимовичем географических карт [732]. «Северная пчела» соответственно старалась не задевать «Московский телеграф».

Во взглядах Булгарина и Полевого на состояние русской литературы и на положение писателей намечались общие моменты. В «Московском телеграфе» в 1826 г. появлялись материалы об авторском праве и гонораре за оригинальные сочинения и переводы, а также суждения, посвященные коммерческой стороне издательской деятельности [733].

Но на этом уровне полемика не удержалась. В немалой степени потому, например, что с начала 1827 г. на страницах «Московского телеграфа» под различными псевдонимами начал «наездничать» князь П. А. Вяземский [734]. В своих статьях непримиримый противник указывал на различные ошибки в «Сыне Отечества» и «Северной пчеле», прибегая к оскорблению оппонента. В разборе булгаринской (?) статьи «Письма на Кавказ о литературе, науках и искусствах. Письмо второе», подписанной псевдонимом Д. Р. К., было напечатано: «Нам сказывали, что подписные буквы под “Письмами на Кавказ” Д. Р. К. не заглавные трех прозваний, как бы то казалось с первого взгляда, а просто три согласные буквы одного названия [дурак]» [735]. Да и сам Полевой в одном из редакторских примечаний заявил: «Тот оскорбит меня, кто подумает, что я хоть что-нибудь общего имею с издателями “Северной пчелы” и что я беру что-нибудь из сей газеты» [736]. На конкурентный характер борьбы с «Северной пчелой» указал М. Ф. Орлов, писавший 6 июня 1827 г. Вяземскому: «Сделав особое отделение для журналистики, вы сделали большую ошибку, ибо поставили себя в некоторую необходимость ругаться со всеми ‹…› но и у вас есть много несправедливостей. Например: вы враги “Северной пчеле”, а приятели “Инвалиду”, не по достоинству сих журналов, но единственно по положению и отношениям вашим с редакторами. ‹…› Из сего выходит часто разбор мелкий и недостойный вашей благонамеренности» [737].

К середине 1827 г. в «Московском телеграфе» наметился раскол между Полевым и Вяземским. По словам Н. Н. Акимовой, «существовали потенциальные возможности раскола в его редакции, которая балансировала между двумя группами читательских аудиторий: культурной элитой, тяготеющей к высокохудожественным образцам литературы, предписывающей определенный кодекс поведения ее авторам, – и растущей день ото дня массовой аудиторией, запросы и вкусы которой хорошо чувствовал и умел откликаться на них Полевой» [738]. Следовательно, усилились точки соприкосновения между изданиями Полевого и Булгарина.

30 апреля 1827 г. Булгарин через книгопродавца А. С. Ширяева отправил вместе с дружеским письмом, адресованным «не журналисту, врагу моему непримиримому, критику неумолимому, но литератору Н. А. Полевому», свои вышедшие Сочинения с просьбой «обругать порядочно». В письме также содержалось завуалированное предложение прекратить полемику: «Скажите, не стыдно ли нам соблазнять народ беспрестанною бранью?» [739]. 28 августа 1827 г. Булгарин и приехавший в Петербург по журналистским делам Полевой присутствовали на литературном обеде у издателя «Отечественных записок» П. П. Свиньина [740], а 31 августа 1827 г. – у О. М. Сомова.

Затухание полемики не означало прекращения конкуренции. В июле 1827 г. Полевой подал в Московский цензурный комитет прошение о разрешении издавать политическую и литературную газету «Компас» и научный журнал «Энциклопедические летописи отечественной и иностранной литературы». Программы предполагавшихся изданий совпадали с программами булгаринских изданий («известия о современных происшествиях во всех частях света, извлекаемые из иностранных ведомостей», «известия о разных событиях в России», «известия о всех вновь выходящих в России книгах и журналах», «известия о новых пьесах, представляемых на с. – петербургском и московском театрах» и др. [741]). 16 августа 1827 г. Главный цензурный комитет одобрил издание журнала, а о вопрос о судьбе газеты предоставил на рассмотрение министра народного просвещения А. С. Шишкова, который склонялся к разрешению издания. Узнав об этом, Булгарин написал для III отделения несколько записок. В них указывалось на неблагонамеренное направление «Московского телеграфа» («Дух сего журнала есть оппозиция, и все, что запрещается в Петербурге ‹…› с восторгом помещается в “Московском телеграфе”»), разоблачалась московская цензура («От времен Новикова все запрещенные книги и все вредные, ныне находящиеся в обороте, напечатаны и одобрены в Москве»), а Полевой представлялся орудием в руках Вяземского («Главным его протектором и даже участником по журналу есть известный князь Вяземский ‹…›. Образ мыслей Вяземского может быть достойно оценен по одной его стихотворной пиесе “Негодование”, служившей катехизисом заговорщиков ‹…›. Сей-то Вяземский есть меценат Полевого и надоумил его издавать политическую газету» [742]). Таким образом, интрига Булгарина была направлена не только против изданий Полевого, но и против Вяземского и московской либеральной партии «русских думников». В результате издание газеты и научного журнала Полевому не было разрешено.