Коллектив авторов - Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик [litres]

Надеясь пополнить свои финансы, семейство Булгариных задумало устроить в Карлове пансион. В ноябре 1828 г. Языков писал брату: «Тебе известно, что Булгарин купил здесь огромный дом; сам живет здесь и старается населить его русскими юношами из Петербурга. Дело идет успешно: уже трое там нанимают квартиры – и ждут еще многих, в том числе и сына Гречева [851]. Таким образом, составляется в Дерпте русская колония, под начальством танты [852], предприимчивому духу которой можно приписать это общеполезное заведение» [853].

Первые три пансионера, о которых упоминает Языков, – сыновья петербургских купцов братья Николай (род. 1808) и Сергей Прокофьевы (род. 1809), а также Ардалион Самойлов (1811–1854), которые прибыли в Дерпт одновременно. Сыновья директора Российско-американской компании с 1823 г., первенствующего директора с 1827 г. почетного гражданина Ивана Васильевича Прокофьева (? – 1845) [854]поступили на камеральное отделение Дерптского университета в октябре 1828 г. Николай курса не кончил, а младший Сергей покинул университет со званием действительного студента в декабре 1834 г. [855]Петербуржец Ардалион Семенович Самойлов, сын купца, – младший из пансионеров, приехал в Дерпт в ноябре, изучал филологию в течение пяти лет, с 1828-го по 1833 г. В Петербурге он продолжил учебу в Академии художеств и получил звание свободного художника в 1837 г. Братья Прокофьевы, как настоящие русские студенты, любили выпить, пострелять, курили, дрались на дуэлях, волочились за девицами, так что в конце концов Булгарин предложил им подписать «меморандум», состоящий из 9 пунктов, последний из которых гласил: «Булгарин, принимая в дом студентов только тех, с которых родителями он дружен, надеется, что молодые люди будут жить у него, как в доме родственном, дружеском, а не как на постое военном или в трактире. Булгарин не ищет своих выгод и не хочет иметь дела, как только с людьми благовоспитанными. Собака, хоть бы она стоила 1000 рублей, будет убита, если будет приведена в Карлово. В этом Булгарин дает честное слово старого солдата ‹…›» [856]. Из-за дуэли младшего Прокофьева дело дошло до университетского суда, и раненный в подмышку и в грудь Николай выбыл из университета до окончания курса [857].

По воспоминаниям четвертого бывшего пансионера Булгарина, выпускника Дерптского университета Ивана Гавриловича Головина (1816–1890), он появился в доме Булгариных после выхода булгаринского романа «Иван Выжигин» (1829), то есть в 1829-м или в 1830 году. Там уже жили упомянутые выше братья Прокофьевы и Самойлов. Они немедленно угостили юношу сигарой, от которой тот почувствовал себя плохо. О том, как старшие братья определили его в булгаринский пансион, Головин вспоминал так: «Пансион этот стоил 1200 руб. ассигнациями в год и состоял из двух завтраков, из обеда и из ужина да из квартиры. Брат Федор привез с торжеством рукопись Фадея Венедиктовича, прописавшего, что белое и красное вино подается у него за столом. ‹…› Меня свезли к Булгарину, который принял меня ласково, да послали форейтора к графу Соллогубу за рекомендательным письмом к его сыну, бывшему тогда студентом в Дерпте [858]. ‹…› В Карлове мы нашли тетку г-жи Булгариной, известную во всем Дерпте под именем Die Tante , гренадер ростом, и женщина не злая ‹…›» [859]. Поскольку четырнадцатилетний подросток к учебе в университете еще не был готов, Булгарин вскоре отдал его в пансион Ерихсена [860], где Головин овладел немецким языком, получил гимназический аттестат и был зачислен студентом дипломатического отделения 22 июля 1833 г. [861]На год раньше на дипломатическое же отделение поступили сыновья Н. М. Карамзина. Андрей (1814–1854) и Александр (1815–1888) проучились в Дерпте год – с июля 1832 г. по сентябрь 1833 г. [862]О них И. Г. Головин вспоминал: «Андрей был отличным малым – студентом. Александр метил в поэты, Николай умер в Дерпте от чахотки, а Владимир еще тогда не аристократничал» [863]. Николай умер в Дерпте 21 апреля 1833 г. в возрасте 15 лет [864]. Будучи на год младше Головина, он мог учиться разве что в Дерптской гимназии. Братьям Карамзиным пришлось покинуть университет в связи с участием в вечеринке с танцами c девицами из прислуги на квартире бывшего булгаринского пансионера Н. Прокофьева в августе 1833 г. [865]Перед тем как уехать, они отсидели восемь дней в карцере с 11 по 19 августа, а устроитель вечеринки получил 10 дней карцера, в котором провел время с 20 по 31 августа [866]. Возможно, что еще одной из причин, по которой Карамзины покинули Дерпт, была ранняя смерть Николая. Ни один из братьев Дерптский университет не кончил, так что встречающие в печати утверждения о завершении ими учебы – явная ошибка [867]. И. Головин же вышел из университета действительным студентом в 1836 г., а затем с сентября 1838 по январь 1839 г. писал в Дерпте кандидатскую работу [868].

Среди русских студентов Дерптского университета, которых опекал Булгарин, кроме Алексея Греча, Головина и других, был также сын его однокашника по кадетскому корпусу варшавского полицмейстера А. Я. Стороженко – Владимир Андреевич Стороженко (1820–1895). Он числился вольнослушателем юридического факультета в 1846–1847 гг. и написал в Дерпте кандидатскую работу «Über die Gewissens-Gerichte in Russland [О совестных судах в России ( нем .)]» (1847) [869].

Благодаря мемуарам широкую известность приобрел инцидент с «кошачьим концертом» и битьем окон в имении Карлово. В воспоминаниях Н. И. Пирогова (1810–1881) рассказ об этих событиях записан в октябре 1881 г., т. е. где-то за месяц до смерти. Воспоминания Ю. К. Арнольда были опубликованы, когда автор был в более чем почтенном возрасте, и, возможно, не без знакомства с мемуарами Пирогова, хотя в их версиях очень много разночтений [870]. Пирогов Булгарина в Дерпте знал мало, в основном по встречам в доме проректора И. Ф. Мойера, и особой симпатии к нему не питал. К его воспоминаниям о пребывании в Дерпте надо относиться критически, потому что, во-первых, Пирогов ошибается даже в указании года своего поступления в университет: он был зачислен 23 июля 1828 г., а не в 1827 г. [871]Во-вторых, он откровенно заявляет, что во время учебы в студенческой жизни не участвовал и только позже, уже защитив диссертацию в конце 1832 г. и получив диплом доктора в январе 1833 г., сблизился с немецкими студентами [872], от которых, по-видимому, и узнал о «кошачьем концерте». Но поскольку и Пирогов, и Булгарин были частыми гостями в доме Моейров, возможно, что эта история обсуждалась в гостиной последнего.

Второй мемуарист – музыкальный теоретик, критик, композитор и педагог Ю. К. Арнольд – учился в Дерпте в 1828–1831 гг. Высказываясь от лица всех студентов («мы его не любили, и он также нас не любил»), он обвинял Булгарина в доносительстве на студентов, что никак документально не подтверждается, за исключением письма Мойеру, о котором скажем ниже. По воспоминаниям Арнольда, во время его учебы в Дерпте большой «кошачий концерт», наделавший много шума, произошел у дома профессора русской языка и словесности В. М. Перевощикова. Судя по штрафной книге, это было одно из крупнейших студенческих дисциплинарных дел, по которому в феврале 1830 г. было наказано около 40 студентов [873]. «Кошачьи концерты» и битье окон студентами были в Дерпте делом обычным. По данным архива университетского суда, в 1829–1832 гг. подобные инциденты происходили также под окнами бюргера Х. Саломона, профессора физики Фр. Паррота, окна били у профессоров Э. В. Сарториуса и фон Э. Г. Брёкера [874]. В свою очередь и студенты жаловались на своих обидчиков, в том числе и на того же профессора В. М. Перевощикова. Всего за этот период было заведено 59 дисциплинарных дел, среди них дела об оскорблениях, дуэлях, драках, нарушениях тишины и покоя на улицах, пьянстве, битье стекол и посуды, приставании к девицам, нарушениях студенческой формы и пр.